Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина
Шрифт:
Александр Тургенев (1784–1845) содействовал зачислению Пушкина в Лицей в 1811 г., и именно он сопровождал гроб Пушкина из Петербурга в Святые Горы (Псковской губернии) в феврале 1837 г.
Любопытно заметить, что вымышленный Владимир Ленский был вторым студентом Геттингенского университета, ставшим другом Онегина: первым был Каверин (глава Первая, XVI, 6; см. коммент.), который, как бывало в те времена, окончил учение там в семнадцать лет, в возрасте Ленского.
Тынянов усматривал в Ленском главы Второй портрет Кюхельбекера, который в 1820 г. посетил Германию. Я не согласен с таким поиском прототипа, затемняющим подлинный, не поддающийся прямой расшифровке процесс творчества.
Наречие «прямо», приложенное к «геттингенской», — слабая позднейшая доработка. В обоих отдельных изданиях главы Второй (1826,1830) было «душой филистер геттингенский» вместо окончательного «с душою прямо геттингенской». Рецензируя Вторую главу, Булгарин отметил в
7полном.Прилагательное «полный» часто используется поэтами, чтобы заполнить середину строки (как здесь) или чтобы закончить ее. Женская предикативная форма «полна» рифмуется легко, а мужская предикативная форма — это единственная рифма к «волн» и «челн». «Полная луна» — полностью видимый диск луны.
8–9Поклонник Канта... Германии туманной.Кроме переводов и переделок из немецких писателей Жуковским и другими, знакомство Пушкина с немецкой литературой было почти всецело основано на книге мадам де Сталь «О Германии» (весьма посредственное сочинение, которое она написала в соавторстве с добропорядочным, но бесталанным Августом Вильгельмом Шлегелем в 1810 г). Такие строки из этой книги (том X Полного собрания ее сочинений, 1820–21), как «Les Allemands… se plaisent dans les t'en`ebres» <«Немцам… нравится тьма»> (ч. II, гл. 1), «[ils] peignent les sentimens comme les id'ees, `a travers des nuages» <«склад их чувств, как и мыслей, пробивается сквозь туман»> (ч. II, гл. 2), «[et ne font] que r^ever la gloir et la libert'e» <«[только и] мечтают о славе и свободе»> (там же) (ср.: глава Вторая, VI, 11: «вольнолюбивые мечты»), так же как и «sentiments exalt'ez» <«восторженные чув-ства»>(ср.: глава Вторая, IX, 12: «возвышенные чувства»), которые она приписывает поэзии Виланда (ч. II, гл. 4), или «enthousiasme vague» «неясный восторг»>, усматриваемый ею у Клопштока (ч. II, гл. 5), — вот материал, из которого создает образ мыслей Ленского его творец. Как видно из дальнейшего, поэзия и язык Ленского зависят от второстепенной французской поэзии в такой же мере, как и от французских и русских переводов Шиллера.
То, что Ленский почерпнул из Канта, можно обнаружить в той же «О Германии» (ч. III, гл. 6. Сочинения, т. XI): «[Кант] ставит [чувство] на первое место в человеческой природе… чувство истинного и ложного, по его мнению, есть первичный закон сердца, как понятия пространства и времени — первичны для мышления». И далее: «[Из] приложения чувства, бесконечного к изящным искусствам, должен родиться идеал, то есть прекрасное, полагаемое… как воплощенный образ того, что представляет себе наша душа». Существительное «идеал» станет последним словом последнего стихотворения, за которым бедняга Ленский заснет в последний раз перед своей дуэлью в главе Шестой. Любопытно, что это слово — главное в последней строфе последней главы «ЕО».
11Вольнолюбивые.Пушкин, уже употреблявший ранее этот искусственный эпитет («Чаадаеву», 1821, строка 82), заметил в письме к Николаю Гречу (21 сент. 1821 г., Кишинев), что он хорошо выражает французское «lib'eral». Рифма «плоды — мечты» плохая.
13восторженную.Ср.: Руссо. «Юлия». Второе предисловие: «…une diction toujours dans les nues» <«…всегда выспренная речь»>.
14В те времена носить волосы до плеч вовсе не было признаком женоподобия юноши.
VII
Здесь Пушкин начинает пристальную разработку темы Ленского. Она заключается в изображении образа этого юного и посредственного поэта в выражениях, которые сам Ленский использует в своих элегиях (образец их дан в главе Шестой), — выражениях, то затуманенных потоком неопределенных слов, то проникнутых наивной высокопарностью в псевдоклассическом духе второстепенных французских поэтов. Даже самый точный перевод сталкивается с неизбежной и неопределенной «flou» <«туманностью»> великолепного пушкинского изображения.
Эта строфа была первой опубликованной Пушкиным строфой «ЕО» (в «Северных цветах на 1825 год» Дельвига, конец декабря 1824 г.). Я полагаю, причиной избрания этих отрывков (строфы VII–X) для предварительной публикации стало желание нашего поэта привлечь внимание своих друзей (в строфе VIII), ибо никто из них ничего не сделал, чтобы разбить сосуд его клеветников (см. мои коммент. к главе Четвертой, XIX, 5).
VIII
5–6друзья… оковы.Здесь отзвук истории Дамона и Пифия (последний получил три дня, чтобы привести в порядок свои дела перед казнью, первый же поручился своей жизнью, что его друг вернется), поведанной Шиллером в балладе «Порука» (1799), не однажды переводившейся на французский язык.
IX
1Негодованье, сожаленье.Хотя ритм в моем переводе нарушается, я не хотел менять порядок слов.
1–2Китс, которого Пушкин не знал, начинает сонет «К Хейдону» (1816) с удивительно сходной интонации:
Благородство, стремленье к добру…Подобные совпадения смущают и сбивают с толку охотников за сходствами, искателей источников и неутомимых преследователей параллельных мест.