Комментарии к пройденному
Шрифт:
В предисловии к сборнику «Время учеников» БН писал об этом романе примерно следующее:
В последнем романе братьев Стругацких, в значительной степени придуманном, но ни в какой степени не написанном; в романе, который даже имени-то собственного, по сути, лишен (даже того, о чем в заявках раньше писали «название условное»); в романе, который никогда теперь не будет написан, потому что братьев Стругацких больше нет, а С. Витицкому в одиночку писать его не хочется, — так вот, в этом романе авторов соблазняли главным образом две свои выдумки.
Во-первых, им нравился (казался оригинальным
Внешний круг был клоакой, стоком, адом этого мира — все подонки общества стекались туда, вся пьянь, рвань, дрянь, все садисты и прирожденные убийцы, насильники, агрессивные хамы, извращенцы, зверье, нравственные уроды — гной, шлаки, фекалии социума. Тут было ИХ царствие, тут не знали наказаний, тут жили по законам силы, подлости и ненависти. Этим кругом Империя ощетинивалась против всей прочей ойкумены, держала оборону и наносила удары.
Средний круг населялся людьми обыкновенными, ни в чем не чрезмерными, такими же, как мы с вами, — чуть похуже, чуть получше, еще далеко не ангелами, но уже и не бесами.
А в центре царил Мир Справедливости. «Полдень, XXII век». Теплый, приветливый, безопасный мир духа, творчества и свободы, населенный исключительно людьми талантливыми, славными, дружелюбными, свято следующими всем заповедям самой высокой нравственности.
Каждый рожденный в Империи неизбежно оказывался в «своем» круге, общество деликатно (а если надо — и грубо) вытесняло его туда, где ему было место — в соответствии с талантами его, темпераментом и нравственной потенцией. Это вытеснение происходило и автоматически, и с помощью соответствующего социального механизма (чего-то вроде полиции нравов). Это был мир, где торжествовал принцип «каждому — свое» в самом широком его толковании. Ад, Чистилище и Рай. Классика.
А во-вторых, авторам нравилась придуманная ими концовка. Там у них Максим Каммерер, пройдя сквозь все круги и добравшись до центра, ошарашенно наблюдает эту райскую жизнь, ничем не уступающую земной, и общаясь с высокопоставленным и высоколобым аборигеном, и узнавая у него все детали устройства Империи, и пытаясь примирить непримиримое, осмыслить неосмысливаемое, состыковать нестыкуемое, слышит вдруг вежливый вопрос: «А что, у вас разве мир устроен иначе?» И он начинает говорить, объяснять, втолковывать: о высокой Теории Воспитания, об Учителях, о тщательной кропотливой работе над каждой дитячьей душой...
Абориген слушает, улыбается, кивает, а потом замечает как бы вскользь:
— Изящно. Очень красивая теория. Но, к сожалению, абсолютно нереализуемая на практике.
И пока Максим смотрит на него, потеряв дар речи, абориген произносит фразу, ради которой братья Стругацкие до последнего хотели этот роман все-таки написать.
— Мир не может быть построен так, как вы мне сейчас рассказали, — говорит абориген. — Такой мир может быть только придуман. Боюсь, друг мой, вы живете в мире, который кто-то придумал — до вас и без вас, — а вы не догадываетесь об этом...
По замыслу авторов эта фраза должна была поставить последнюю точку в жизнеописании Максима Каммерера. Она должна была заключить весь цикл о Мире Полудня. Некий итог целого мировоззрения. Эпитафия
Именно над этим романом думали АБС во время своей последней встречи в январе 1991 года, в Москве:
18 января 1991. Писали письма. Снова обсуждается «Операция „Вирус“»...
Я очень хорошо помню, что обсуждение наше шло вяло, нехотя, без всякого энтузиазма. Время было тревожное и неуютное, в Ираке начиналась «Буря в пустыне», в Вильнюсе группа «Альфа» штурмом взяла телецентр, нарыв грядущего путча готовился прорваться, и приключения Максима Каммерера в Островной империи совсем не казались нам увлекательными — придумывать их было странно и даже как-то неприлично. АН чувствовал себя совсем больным, оба мы нервничали и ссорились...
Это была финальная прямая, хотя никто из нас об этом, разумеется, не знал и даже подумать не мог.
...Но почему мне иногда кажется, что этот — или очень похожий на него — роман будет все-таки со временем написан? Не братьями Стругацкими, разумеется. И не С. Витицким. Но кем?
Потребителю явно выгодна игра на занижение, демонстрация грязного белья, опорочивание любой идеи и истины.
По мнению братьев Стругацких, и в будущем нас ожидает то же, что и в прошлом: безверие, цинизм, опустошенность. Одна услада в наслаждении предметами старины. Только какими предметами? В повести «Жук в муравейнике» сверхсовременный аппарат передвижения сконструирован в виде деревянного нужника...
Журнал «Молодая гвардия», 1985
Совершено покушение на авторское право и гражданское достоинство писателей Стругацких.
В свое время фантасты написали повесть «Гадкие лебеди». Критически оценивая свой труд, они решили, что их постигла творческая неудача и не сочли свой труд достойным публикации. И вот в начале 1970-х «Гадкие лебеди», препарированные в белогвардейском духе, неожиданно для писателей появились в журнальчике «Посев».
Любители фантастики, которым нравится чистоган, и до сих пор скребут «Гадких лебедей» так, что аж перья летят, и продолжают смотреть на мир сквозь очки ископаемого белогвардейца.
Газета «Южная правда» (Николаев), 1984
В журнале «Даугава» публикуется повесть братьев Стругацких «Время дождя». Но даже тем, кто очень любит Стругацких, я не решилась бы сказать: «Бросайте все и читайте».
(...)
Воспользуюсь случаем, чтобы поправить одно свое опрометчивое заявление. В одном из обзоров я достаточно скептически отозвалась о «Времени дождя». После первых номеров что-то не вызвал он у меня энтузиазма. Читатели присылали письма протеста: им очень нравилось. Я стала читать дальше, вчиталась, и вижу теперь: они были правы...
Журнал «Огонек», 1987
По мне, она отвратительна, эта прыть удачливых молокососов, сбрасывающих с плеч бремя привязанностей, жалости, совести. Из всех жестокостей, что в книгах Стругацких совершались во имя добра, «Гадкие лебеди» — непревзойденная.
Журнал «Знамя». 1989
Не узнаю братьев Стругацких! В своей последней повести «Волны гасят ветер» они только нагородили непонятностей и заставили ломать голову над загадками, на которые ответа не дали.