Коммуналка: Добрые соседи
Шрифт:
Взять того же Ваську.
В любви клялся.
Жениться обещался. А сам на другой. И ладно бы на том все и закончилось. Вздумал же после еще Калерию попрекать, что она за Ингвара пошла, любовь их предавши. И выходило, что ему жениться так можно, а Калерии до конца своей жизни по любви страдать надобно.
— А как иначе? — начерненные брови грозно сошлись над переносицей. — Мишка!
Она подхватила очередную гусеничку, которая распрямилась в простыночку с вышитым краем, и горестно вздохнув, пожаловалась:
—
— И чем плохо цветы?
— Ничем, — потупилась Осляпкина, развешивая белье. Двигалась она, несмотря на немалые объемы свои, легко и грациозно. — Но… это ж не серьезно!
— А вы говорить пробовали?
Странная картина чужого семейного счастья никак не желала уложиться в голове. Осляпкина рукой махнула.
— Пробовала. Он только и лепечет, что никак не возможно… вот… уйду.
Это она произнесла с тою решительностью, что выдавала немалые сердечные муки.
— Люблю его, негодящего, только все одно… уйду… Мишанька! — этот крик заставил собаку вяло брехнуть, вороны перебрались на крышу домишки, устроившись за резным коньком, а соседка на всякий случай от забора попятилась, но подслушивать не перестала. — Там он, опять чегой-то мастерит… не думайте, он хороший мужик, рукастый… по маменьке моей очень горюет. Да и я сама-то… она у меня знаете какая была? Вот тут всех держала.
Осляпкина продемонстрировала кулак, и Калерия подумала, что если пошла она в маменьку, то не удивительно. В этаком кулаке не то, что семью, всю улицу удержать можно.
Мишанька Осляпкин обнаружился на веранде, которую сам и сложил из красного кирпича, а после определил под мастерскую. Сидел он на табуреточке, столь очаровательной и аккуратной, что Калерии немедля захотелось себе такую же.
Можно даже эту самую.
И еще к ней парочку.
Хотя куда ставить-то? На общую кухню? В комнатушке-то не развернуться. И Калерия мысленно велела себе успокоиться. Чужак в квартире ненадолго и… если помочь ему, то, глядишь, и вопрос их с расширением решится положительно.
Но сперва…
— Здравствуйте, — сказал Мишанька, неловко подымаясь. Сам он был невысоким, пухловатым и лопоухим, с милою лысинкой и виноватым каким-то совсем уж детским взглядом. — Вы по поводу жалобы, да? Я ничего не нарушаю! Я действовал на своей жилплощади согласно инструкции клуба. А там говорится…
— Зачем вам это? — поинтересовалась Калерия, оглядываясь.
На веранде было тесно.
С одной стороны стену подпирали деревянные чурбачки разной толщины и ширины. С другой ровными штабелечками возвышались доски. На столе виднелись заготовки. Рядом, разложенный с немалой аккуратностью,
Пахло деревом и самою малость — краской.
— Я слышала, что покойная гражданка Радзиловская отличалась не самым… миролюбивым характером. И вам от нее доставалось.
Мишанька пожал плечами.
— Так по-родственному, — сказал он, и вновь же прозвучало жалко, виновато. — Она на самом деле добрая была… и Олечка тоже добрая. Только…
— Не ладится?
— Ага, — он опустился на табуреточку и сгорбился. — Уйдет она от меня.
Сказано это было с такою обреченностью, что сердце Калерии болезненно сжалось.
— Она ведь у меня красавица… видная… все-то на нее заглядываются. А я что?
— А вы мастер, какого поискать.
— Это да, но… толку-то… — он махнул рукой. — Она и идти-то за меня не хотела, маменька ее заставила… а теперь-то точно… уйдет.
— Не уйдет, — заверила Калерия, в голове которой складывался совершенно безумный, но, надо сказать, соответствующий обстановке план. — А…
— Да присаживайтесь куда-нибудь, — он махнул рукой. — Не бойтесь, они крепкие… я вот думаю, ей лучше духов купить или конфет?
— Оглоблю, — присоветовала Калерия.
— Какую?
— Такую, чтоб побольше…
— Но…
— Понимаете, Михаил Егорович, ваша супруга — женщина страстная…
— Это да… — печаль в полупрозрачных очах стала совсем уж печальною.
— Вот ей и требуются страсти вокруг. Чтоб как в театре. Подыграйте слегка, и будет вам семейное счастье…
— Думаете?
— Уверена, — Калерия скрестила за спиной пальцы, ибо совершенно не была уверена, но очень надеялась, что совет этот не приведет к росту преступности на одном отдельно взятом участке. — Представьте, что это такая пьеса. Для соседей.
Мишанька задумался.
И очочки съехали на самый кончик круглого его носа.
— А со спиритуализмом вы это бросьте. Небезопасное занятие.
— У меня стандартный защитный артефакт имеется. Замкнутого контура. С локализацией поля, — отмахнулся он. — Я технику безопасности соблюдаю.
— И это замечательно, но… понимаете, призраки, они ж как люди. Одни слабее, другие сильнее. Ваша покойная теща, уж простите, была таким человеком, с которым и мужики спорить опасались. Думаете, если вдруг решит отозваться, то стандартный контур ее удержит?
Вот эта мысль Осляпкину в голову не приходила.
Он губу прикусил.
— А если вдруг явится? Если выйдет за пределы защитного круга, то там и до воплощения один шаг. Оно вам надо потом объяснительные писать? Да ждать, пока заявка на штатного экзорциста подойдет? У них, между прочим, все до Нового года расписано. А поверьте моему опыту, жить в одном доме с воплощенным духом — удовольствие ниже среднего.
Осляпкин поверил.
И поглядел даже с этаким… уважением.
— Значит, тещу не вызывать?