Коммуналка: Добрые соседи
Шрифт:
– Пройдешь и получишь разрешение на индивидуальную практику. А там уж только от тебя зависит, как оно сложится…
Об этом Ниночка и думала остаток дня, изредка поглядывая в затуманившееся зеркальце – Гришка, небось, в обыкновенном магазине брал, вот чары в стекле и сбоили, все знают, что на хорошие зеркала в очередь записываться надо, но и стоят они столько, что Гришке не потянуть.
А может…
Человечек он тихий, наивный и вправду на тетушкиного супруга чем-то похож. Этою вот, что ли, покорностью судьбе? Готовностью
Но они были.
И исчезать не собирались, а тащить Гришеньку в коммуналку… от этой мысли Ниночке даже подурнело.
Она вытянула губы трубочкой, потом растянула щеки пальцами, тренируя дружелюбную улыбку, и сказала себе:
– Мы поспешим, но торопиться не станем…
В конце концов, тетушка в одном права: незамужних ведьм не бывает.
Глава 3
У нового жильца вид был столь лихой и придурковатый, что Виктория сразу поняла: наконец-то ей повезло. По-настоящему. И от осознания этого сердце екнуло, а коленки ослабели. И она не устояла на ногах, подалась вперед, спеша рухнуть в объятья человека, предназначенного ей, Виктории, судьбой. Ибо иначе никак невозможно.
И лучшим доказательством тому стал факт, что упасть ей не позволили.
Подхватили.
Подняли.
И выдохнули на ухо со скрытой страстью:
– Осторожнее.
– Я… простите, – Виктория почувствовала, как краснеет, и сразу расстроилась, ибо с этой вот привычкой своей, краснеть по любому мало-мальски значимому поводу, она боролась давно. Даже уксус пила по чайной ложечке и натощак, как это рекомендовали в одном журнальчике, совершенно несерьезном, конечно, из тех, которыми сестрица баловалась.
– Ничего.
Он смотрел на Викторию сверху вниз.
И вновь же в синих очах виделось ей обещание удивительной и долгой совместной жизни, всенепременно счастливой и полной свершений. Виктория моргнула. И с трудом сдержала желание немедля броситься на шею, заверив, что она на все согласна.
И на лишения.
И на страдания, без которых путь гения невозможен, а человек, стоящий перед нею, был, несомненно, гением. Он выглядел точь-в-точь, как Марчевский. За Марчевского с невероятною поспешностью выскочила Жужа, с которой Виктория посещала вечерние курсы. И не посмотрела, что он старше ее на двадцать лет, а еще рассеян и вовсе странен до невозможности.
– Что ты понимаешь, – сказала ей Жужа тогда. – Он же гений! Его просто досмотреть надо. И помочь немного.
И ведь не ошиблась.
Живет теперь в Москве, в собственной квартире, числится при институте каком-то заведующей лабораторией.
В общем, зависть, конечно, чувство нехорошее, но весьма полезное в плане целеполагания. Над целеполаганием Виктория давно поработала, более того, она и к планам перешла, но вот подходящего
До сегодняшнего утра.
– Святослав, – представился незнакомец и даже поклонился.
– Виктория, – сказала Виктория, как надеясь, с нужною степенностью. – А вы в гостях?
Сердце опять екнуло, подсказывая, что эта конкретная мужская особь не могла просто взять и завестись на кухне. Явно к кому-то пришел.
К Эвелине?
Или к… нет, Маркова в рейсе и прибудет лишь завтра. Толичка? Он порой приводил приятелей, но… не таких, определенно. Владимира к ним присматривалась на предмет устройства собственной неустроенной женской судьбы.
Или…
Астра?
Она поджала губы. За нею-то прежде гости не водились, но…
– Живу я здесь, – признался Святослав. – Со вчерашнего вечера. В третьей квартире.
От сердца мигом отлегло, правда, ненадолго. Конечно, если он живет, то, стало быть, не в гостях, а значит, свободен от всякого рода обязательств и, как Виктория надеялась, даже холост. Но… она разглядывала гостя и с тоской осознавала, что слишком уж он хорош, чтобы другие сочли его негодным для бракоустройственных планов.
Вот Жужин гений был невысок, пухловат и имел дурную привычку чесать голову. Не будь та лысою, можно было бы подумать о насекомых. Он носил затертые костюмчики, одинаково неказистые и равномерно грязноватые, пихал в нагрудные карманы платки и часто сморкался, что не добавляло облику романтизму.
А Жуже – конкуренции.
Этот же…
Он был высок и строен. Сложен отменно, хоть ты рисуй… и ведь Владичка всенепременно захочет его нарисовать. Для вышивки. Она вечно лезла туда, куда не нужно.
И лицо такое, душевное. Волосы облачком, губы пухлые, которые так и тянет поцеловать. А ведь Виктория – женщина твердых моральных устоев и к своим двадцати двум годам целовала лишь знамя и одногруппника Пашку, но его в щеку, поэтому не считается.
– Может, – вдруг заробев, предложила Виктория. – Вы чаю хотите? С пирожками.
– Не соглашайтесь, – звонкий Владушкин голос заставил поморщиться. – Пирожки у нее с кулинарии, наверняка позавчерашние.
Вот ведь… вечно она…
С самого детства.
Стоило чему-то у Виктории появиться, так и Владе это что-то сразу требовалось, причем немедля. И родители становились на ее сторону.
Мол, уступать надо.
Делиться.
И если пирожками, которые Владушка, несмотря на их черствость, не брезговала, даже не утруждаясь разрешения спросить, Виктория готова была делиться, то гением своим – нет. Пирожки пирожками, их в кулинарии хватает, а гении в жизни попадаются редко.
– Лучше бутербродика, с колбаскою, – Владушка каким-то одним ей понятным способом умудрилась оттеснить Викторию. – У меня колбаска имеется отличнейшая. Вчера угостили.