Коммунизм и огонь Дзен, ветер Дзен
Шрифт:
Вы можете видеть разницу. Когда приезжает американский журналист, он сразу начинает искать что-нибудь сенсационное. Если он не находит его, он создает и выдумывает это, потому что Америка заинтересована только в сенсационности. Эти люди ведут себя совсем по-другому. Российская съемочная группа приехала впервые. Когда вы начали делать ваши медитации, танцы, они забыли о съемках. Они бросили свои камеры и начали танцевать! Они полюбили саньясинов.
Их вопросы абсолютно не сенсационные. Значительные, полные смысла, но не сенсационные – направленные лишь на благо человечества. Анандо сказала мне, что в их глазах были слезы, когда они выходили за ворота; они не хотели
Они вернутся в июне на десять дней, чтобы получить больше опыта в том, что вы имеете. Они хотят попробовать это. Они хотят быть членами группы, а не посторонними наблюдателями.
И это состояние всего Советского Союза: люди стали как дети. Нет церкви, нет программирования, нет Бога, нет молитвы – они стали такими невинными, что медитация пойдет глубоко в них и быстрее, чем в любой другой стране.
Верно ли, что в русских людях Зорба уже так живуч, что ввести Будду в эту страну легче, чем в любую другую? И действительно ли это зависит от коммунизма, поскольку люди менее обусловлены?
Конечно, Зорба определенно присутствует. Но если Зорбе отказать в водке, это приведет к катастрофе!
Я абсолютно против горбачевской идеи сухого закона. Водка является неотъемлемым правом по рождению каждого русского человека! Это все, что они имеют. Вот моя простая арифметика: не забирайте ничего у людей, если не можете дать взамен нечто лучшее.
И я не знаю, способен ли Горбачев предложить что-нибудь. Он сам не знает ничего лучшего.
Чем посылать своих людей в Германию для обучения искусству ненападения, лучше он приехал бы сюда и прислал бы их к нам. Я научу их, как танцевать, как любить. А если возникнет необходимость в нападении, вы должны быть первым, а не вторым! На вас лежит огромная ответственность по защите великого эксперимента, который никогда до этого не проводился.
Да, это верно: они менее обусловленные, доверчивые люди; поэтому они легко вступают в мир не-ума. Зорба существует; я могу его познакомить с Буддой. Но Горбачев не имеет представления о Будде. Его глаза направлены на Америку, американские деньги и успех американского капитализма. Он не смотрит на Восток в направлении дзен, который является единственным решением для Советского Союза, чтобы защитить коммунизм и свое достоинство, распространить коммунизм на весь мир.
Зорба должен прийти первым; Будда придет тогда, когда Зорба окончательно утвердится. Я могу забрать водку у народа, поскольку я могу дать им Будду. Кто обращает внимание на водку, когда в вас живет Будда?
Но Горбачев, кажется, вступил на властный путь, исключительно опасный. Эго одного человека должно быть удовлетворено за счет разрушения ценного. чрезвычайно ценного эксперимента! А как только Советский Союз ослабнет и распадется, то потребуются столетия для того, чтобы человечество вновь отважилось на построение коммунизма. Как только дело кончается неудачей, люди теряют надежду; им понадобятся столетия для того, чтобы забыть и начать заново. Так что это вопрос не только сегодняшнего дня, это еще и вопрос будущих поколений.
А мое беспокойство абсолютно объективно. Я интересовался коммунизмом с самого детства. Советская группа посетила мою библиотеку, и они были удивлены, увидев там коммунистическую литературу – вероятно, нет такой книги, которая бы отсутствовала в моей библиотеке. Они были поражены, увидев, что у меня каждая книга подписана и датирована
Это очень странно... Я забываю мелочи, не могу сосчитать до пяти – после третьего пальца я начинаю сомневаться, то ли это четвертый, то ли третий. Но за последние сорок лет я не забыл имени ни одного коммунистического революционера. Очень ярко помню мельчайшие детали, поскольку это было мое первое вступление в интеллектуальный мир. Оно глубоко укоренилось во мне. Но я никогда не вступал в коммунистическую партию, поскольку я увидел, что нечто было упущено.
Это великолепный план для человечества, но что-то центральное отсутствует: у него нет души, это труп.
Поскольку ничего нового не происходило, я перестал читать. И ничего не происходило до появления Горбачева. Так что я говорю о Горбачеве.
Сначала я очень глубоко интересовался коммунизмом, но, обнаружив, что это труп я стал интересоваться анархизмом. Это было также русское явление – Кропоткин, Бакунин, Лев Толстой. Все трое были анархистами: отрицали государство и правительство в мире. У них была красивая мечта, однако с этим преступным человечеством, этой глупой массой, если не будет правительства, суда, полиции, будет просто хаос, а не анархизм.
Я всегда рассматривал проблему с научной точки зрения – и во внешнем, и во внутреннем мире. Коммунизм может быть основой. Тогда духовность должна быть его ростом, чтобы обеспечить то, что отсутствует. Как только обществу даются равные возможности – быть неравными, быть уникальными, и как только это общество начинает интересоваться медитацией и духовным ростом, тогда появляется возможность анархизма. Это случится на конечной стадии, когда не будет никого, кто бы хотел совершить преступление. Только тогда можно отказаться от государства. Бакунин, Кропоткин и Лев Толстой абсолютно правы, но это не относится к настоящему моменту. Сначала коммунизму нужно обрести духовность.
Как только духовность распространится на все ваше бытие, преступление станет невозможным. Сделать что-либо неверно, станет невозможным. Ясно, что необходимость в государстве отпадет. Когда никто не будет совершать преступлений, зачем содержать пустые суды и сидящих там судей? Вскоре вы почувствуете, что было бы лучше, чтобы эти судьи отправились в поля и поработали там. Зачем содержать ненужных полицейских, стоящих вокруг? Армии, миллионы людей без необходимости обеспечиваются пищей, одеждой, лучшей пищей, лучшей одеждой, и совершенно не работают. В каждой стране миллионы людей находятся в армии. Их следует вернуть к мирной жизни и работе.
Но это возможно только если коммунизм шагнет в духовность, затем духовность расцвете в виде анархизма. Это простые шаги. Но если коммунизм исчезнет, тогда будет очень трудно трансформировать капиталистический мир в направлении духовности. Эт трудная работа. И анархизм становится очень отдаленной, маловероятной возможностью: может быть, а может не быть.
Следовательно, я поддерживаю коммунизм: поскольку мне хотелось бы однажды увидеть мир без наций, без религий, без границ, без полицейских, без армии, без оружия, без убийц. Здоровые люди, духовно любящие, растущие глубже и выше одновременно, укореняясь и расправляя крылья вместе, одновременно – это будут действительно сверхчеловеки, новые люди, ради которых я работаю. Я вижу у Советского Союза огромные возможности, огромный потенциал. Если Горбачев не сделает неверного шага, эти возможности могут превратиться в реальность.