Коммутация (сборник)
Шрифт:
Я оторвался от рукописи и зевнул — стало лень читать ее до конца, там оставалось еще очень много. Я пролистал толщу листков — шли какие-то графики, снова текст, таблицы, список литературы на три листа… Я заглянул в него — странные названия кололи глаз. Какой-то «Бубен нижнего мира», «Нейрогенная гипервентиляция», «Зомбификация» и еще много других, многие на английском.
Я отложил диссертацию и стал вспоминать когда я видел Егора последний раз до больницы? Ах да, конечно, на похоронах Инги.
На кладбище было по-весеннему спокойно и умиротворенно. Воздух свежел, приобретал яркость, холода
Наверно эту фразу «я скоро приду» услышал только я, но значения не придал, хотя почему-то часто вспоминал, и кстати сегодня утром тоже. И я не очень удивился когда через полгода утром мне домой позвонил женский голос и попросил приехать в какую-то загородную больницу…
Чтобы отвлечься от воспоминаний я протянул руку и нажал кнопку кассетника, машинально отмотав пару секунд назад — по привычке, приобретенной на уроках в нашем лингафонном кабинете.
— …три предыдущих испытуемых погибли.
— Это… новый яд или оружие?
— Э… То, что я сейчас скажу, вас удивит. Это всего лишь один листок с текстом, который вы должны будете прочесть. Обычно испытуемые после этого погибали в промежутке от нескольких минут до недели. Если через четыре недели вы останетесь живы, значит вы заработали себе свободу.
— Прочесть листок с текстом?
— Да. Перед экспериментом вам будет сделан успокоительный укол — но поверьте мне, он совершенно безвреден, мы могли бы обойтись без него, но ваше нервное напряжение будет мешать и вам и нашей измерительной аппаратуре. Никаких иных вредных воздействий к вашему организму применяться не будет. Еще мы от вас требуем честно и подробно отвечать на все наши вопросы в процессе эксперимента. Вы согласны?
— А… А можно без укола?
— Вы мыслите здраво. На вашем месте я бы тоже задал именно этот вопрос. Хотя вряд ли я бы оказался на вашем месте, я ведь не убийца, — говорящий сделал паузу, очевидно укоризненно сверлил глазами собеседника. — Итак, вы мне не верите? А подумайте, разве бы вы отказались, если бы я предложил вам испытание яда на тех же условиях? Так какой мне смысл вам лгать? И какой вам смысл мне не верить? Я вам сообщил всю информацию об эксперименте, все что вам следовало знать, и даже кое-что сверх этого. Решать вам. Времени на размышления мало. Кстати, как вы думаете, в случае отказа вас поведут из этой комнаты обратно в камеру, или в нижний коридор? Итак, я повторяю свой вопрос, — вы согласны или хотите еще… — человек усмехнулся, — поторговаться?
— Нет, нет, я согласен, согласен, я нет, я согласен, согласен!
— Спокойно. Подпишите вот здесь, потом вот здесь, а тут напишите — «с условиями и процедурой эксперимента ознакомлен». Число, подпись. Что? Двадцать седьмое августа тысяча девятьсот девяносто седьмого. Сейчас мы поедем в нашу лабораторию и уже через час начнем эксперимент. Конвою приготовиться!
Я приготовился услышать звяканье металла, живо представив себе наручники, настолько живо, что даже во рту появился металлический привкус, и я машинально глотнул. Но вместо звона наручников наступила тишина. Так продолжалось несколько секунд, а затем она сменилась другой тишиной — и тут же стало понятно, что первая тишина все-таки была наполнена шорохами, поскрипываниями, потаенными вздохами маленьких механизмов. Вторая же тишина была абсолютной. Неожиданно воздух прорезал резкий щелчок и я от неожиданности вздрогнул, но оказалось, что это просто сработал стоп магнитофона — кончилась кассета. После этого настала тишина гораздо более абсолютная, но я уже не стал размышлять в чем ее новое отличие. Я не стал сразу переворачивать кассету, вместо этого встал и налил в стакан воды из-под крана — противной, хлорированной весенней воды. Почему-то очень хотелось пить. В комнате заметно посвежело, но ощущалась духота. Я вернулся к столу, перевернул кассету и снова включил запись.
— Что это? — это был несомненно голос того преступника, только сейчас он был как будто усталый, немного заторможенный.
— Это датчики аппаратуры. Вообще прекратите задавать вопросы, Степцов. Уверяю вас, это будет легче для вас самого.
Я ухмыльнулся, услышав выражение «для вас самого». Все-таки до чего же глубоко въелась в простой народ, засела в подкорке эта поразительная речевая безграмотность.
— Все готово. Вы хорошо слышите мой голос?
— Да.
— Как вы себя чувствуете?
— Хорошо.
— Подробнее!
— Немного жмут ремешки на голове.
— Это ерунда. Смотрите перед собой — сейчас на стол выпадет листок бумаги, медленно прочтете что там написано. Вы готовы?
— Да. Вот он. Отсюда — слой один?
— Стоп!!! Молчать!!! — заорал голос и от силы этого крика звук перегнулся за край невидимого микрофона и завалился куда-то вбок. Через мгновение он выправился. — Я же сказал — читать про себя молча! Еще раз — медленно про себя. Затем второй раз — вслух — медленно, громко и внятно, для контроля. Контролирует компьютер, его обмануть нельзя. Затем переверните листок текстом вниз и доложите. После этого в комнату войдут ассистенты и уберут его, затем начнем с вами работать. Еще раз предупреждаю — если вы без моей команды процитируете хоть кусочек текста — я вас тут же расстреляю на месте. Вы подозрительно косились на дырки в кресле, помните? Вот это был один из ваших предшественников. Все понятно? Действуйте!
Голос исчез и наступила снова глуховатая тишина, разрываемая тиканьем метронома. Прошло довольно много времени прежде чем запись возобновилась.
— Как вы себя чувствуете?
— Хорошо.
— Какие у вас были мысли при прочтении текста?
— Никаких.
— Подробнее!
— Я не знаю. Я ничего не понял, можно я еще раз прочту, не делайте со мной ничего!
— Отставить. Не кричите.
— Я волнуюсь.
— Почему вы волнуетесь? Вас что-то взволновало в тексте?
— Нет.
— Тогда почему? Вы чувствуете какую-то угрозу?
— Н-нет… Напряженность какую-то. Как во время грозы становится трудно дышать.
— Трудно дышать? — голос оживился. — Подробнее!
— Не знаю, просто какой-то комок в горле. Нет, не комок, просто от волнения хочется глубоко вдохнуть, — на пленке послышался шумный глубокий вдох.
— Вы вдохнули, вам лучше?
— Да. Скоро придется снова вдохнуть.
— Почему придется?
— Не знаю. Я не знаю, что вы со мной сделали?