Комната 24
Шрифт:
Стремительно спустилась в подземный переход, минуя три выхода наверх, стремглав промчалась к заедающим дверям. Турникет. Лестница. Поезд еще стоял, и я успела вбежать и даже села на свободное место. Пассажиров почти не было.
Интересно, он только сегодня за мной следил или бывало и раньше? За то чудесное время (кажется, всю жизнь), что мы дружим с Даней, я как-то совершенно перестала обращать внимание на окружающий мир. И не удивительно. Всегда, когда я влюблялась, то отдавалась чувству сполна. Вот и сейчас то же самое. Но маленькое исключение – сие чувство, кажется, взаимно. По крайней
Я зажмурилась от внезапной сильной головной боли. Словно иголками тыкали прямо в мозг. Из колющей боль стала давящей. Вообще-то я никогда не страдала от давления, но это даже интересно. Голова отяжелела. Все тело будто стало свинцовым.
Мы проехали несколько станций. Еще две и мне выходить. Работа, милая работа.
С глубоким вдохом открыла глаза. Четко напротив меня сидел преследователь. На лице – тоска, искренняя тоска. И даже немножко зависти. А так – почти не подвижное лицо. Самыми выразительными были глаза. Не то чтобы они жили отдельной жизнью – это было бы крайне странно. Нет. Просто в них моментально отражались эмоции, не оставляя своему обладателю время для лжи. Впрочем, возможно он и не лгун. Он же даже рта еще не раскрывал.
Я не спеша оглянулась. Вагон был пуст. Почти. Только парень напротив и я. Что сегодня такое? Сейчас же час-пик! Ау, люди, вы куда делись-то? Не считаю себя нервной, но нужна уверенность в безопасности. А чем больше людей, тем безопаснее место. Так ведь нам объясняли в школе.
Мы подъезжали к моей станции. Я поднялась. Он тоже. Встал прямо за мной. В отражении окна виделась ровно его половина.
Грусть и тоска.
Уже начала нервничать. Вдруг, поезд остановился. Хотя, видно как передние вагоны въехали на станцию.
Жуткая, мрачная тишина. Напряжение в воздухе.
– Что вам от меня надо? – Спросила я у отражения парня.
– Ничего.
– Вы меня преследуете.
– Просто следую, - как робот.
– Зачем?
Опустил глаза, на лице страдание. Мелькнула мысль: может, он тоже мучается от головных болей?
– Ты одна живешь дальше.
Он сказал это так тихо, что сперва я решила, будто мне показалось. Парень продолжал стоять с опущенной головой. Но так как он стоял очень близко, то когда я повернулась лицом к нему, вышло, что нас разделяют миллиметры. На вид парнишке не больше двадцати двух-трех. Возможно и моложе.
– Что это значит?
– Каждый день, - наконец заговорил он, так и не поднимая головы, - я просыпаюсь в своей постели. Умываюсь, переодеваюсь, завтракаю. Целую маму на прощанье, обещаю сыграть вечером с братом в футбол во дворе, желаю бабушке отличного дня и ухожу на работу. Каждое утро мы решаем одну и ту же проблему. Я не соглашаюсь с мнением коллег, готов долго спорить. Но ухожу весь в гневе, хотя только пришел. Спускаюсь в метро, захожу в вагон. Проезжаю две остановки и он взрывается. Не весь состав, только два средних вагона, где людей больше всего. Каждый раз, перед тем, как умереть, я понимаю, что попал в ловушку. Мой план обернули против меня.
Наконец-то парень
– Четырнадцать человек, - тем же безжизненным тоном продолжил он, - чьи тела, а самое главное – мозг, остался в целости, каждый новый день проживают один и тот же день, подобно мне. – Долгий задумчивый взгляд мимо меня, затем фокус вновь на моем непонимающем лице. – И только ты живешь дальше. Словно ничего не было.
– О каком взрыве идет речь? Я… Я-я, - вдруг начала заикаться, - я ничего не понимаю.
– Три месяца назад, - голос звучал так, словно выносил вердикт, - в метро произошел теракт. Сначала возле одной станции, затем у другой. В общей сложности сотни раненных, десятки погибли. Десятки, которых родственники так и не увидели и не похоронили.
– Откуда вы знаете?
– Таков был изначальный план. До меня, идиота, не сразу дошло, что к чему. – На лице отвращение к самому себе. – Первые недели я прийти в себя не мог. А потом, постепенно, с каждым новым днем до меня стало доходить. Отголоски, эхо голосов. Один раз, - возбужденно зашептал он, - мне даже удалось очнуться. Я был в давно знакомой палате. – Горькая усмешка над иронией судьбы. – Но они быстро меня вычислили и накачали снотворным.
– Хотите сказать, что сейчас вы спите?
– Да.
Я недоверчиво хмыкнула.
– Но я могу вас ущипнуть и вам будет больно, даю слово.
– Не сомневаюсь. Но есть загвоздка. Я забыл уточнить. – Затянувшаяся пауза. – Ты тоже спишь.
Чушь! Так и хотелось крикнуть. Но поезд все стоял, а я порядком опаздывала, что могло лишить меня рабочего места. Однако, стоя почти прижатой к двери, я не могла пошевелиться, чтобы хотя бы просто связаться с машинистом и выяснить в чем дело.
– Просто так сложились обстоятельства, - по-философски, не реагируя на мою панику, продолжал визави. – Мы все – жертвы науки.
– Прошу прощения, - не выдержала, - но я даже не знаю вашего имени. Не говоря уже о том, что не верю во весь этот бред про сон и жертв науке…
– Андрон, - резко перебил, - меня зовут Андрон. Но это, пожалуй, самое незначительное, что теперь есть в твоей жизни.
– Так значит, я единственная кто продолжает жить?
– Да.
– Не сказала бы, что жалкое существование похоже на жизнь.
– Ты не понимаешь. Большинство, в том числе и я, отдали бы все, дабы быть как ты. Дабы не просыпаться каждый день и не проживать его с удивительной точностью. Не смотря на то, что взрывы были утром, люди помнят не только утро, но обед и ужин. Хотя их тогда уже не было дома. Впрочем, возможно, они проживают предыдущий день взамен так и не наступившего.
– Мне бы хотелось вам верить, правда, - взгляд на кнопку связи с машинистом, - но я опаздываю на работу.
– На самом деле, нет, - ничуть не смутившись моего настроя. – На самом деле, вся твоя жизнь – последние три месяца – плод воображения. Это удивительное явление. По сути мы не мертвы физически. Ну, мертвы не до конца. Мозг цел. Мозг – самый главный орган. Но как я уже сказал, каждый наш день равен предыдущему. И только ты чудом продолжаешь жить дальше. Жить так, словно ничего не было.