Комната Джованни
Шрифт:
– Но есть же… есть же на свете другие комнаты? – сказал я.
– Ca ne manque pas, les chambres. Комнат всюду хватает: больших и маленьких, круглых и квадратных, мансард и в бельэтаже – любые, на выбор. В какой же комнате, по-твоему, должен жить Джованни? А знаешь ты, сколько я намучился, прежде чем нашел эту комнату? И потом, с каких это пор ты, – он остановился и ткнул меня пальцем в грудь, – терпеть не можешь эту комнату? Со вчерашнего дня, или она тебе всегда была противна? Dis-moi.
– Не то, что я ее терпеть не могу, – пробормотал я, глядя ему
Его руки безжизненно повисли. Глаза расширились, и он захохотал.
– Оскорбить меня в лучших чувствах! Ты уже говоришь со мной, как с чужим, с истинно американской учтивостью.
– Я просто хотел сказать, дружочек, что нам пора переехать.
– Пожалуйста, хоть завтра. Переберемся в гостиницу. Куда угодно. Le Crillon peut-etre?
Я молча вздохнул, и мы пошли дальше.
– Я знаю, – взорвался он, – знаю, к чему ты клонишь. Хочешь уехать из Парижа, уехать из этой комнаты. Ах, какой ты недобрый человек! Comme tu es mйchant!
– Ты меня не так понял, – сказал я, – совсем не так!
– J'espere bien, – мрачно ухмыльнулся он.
Потом, когда мы пришли домой и принялись укладывать в мешок вынутые из стены кирпичи, Джованни спросил меня:
– А от этой своей Хеллы ты давно ничего не получал?
– Почему давно? – сказал я, не смея поднять на него глаза. – Думаю, не сегодня – завтра она вернется в Париж.
Джованни поднялся с пола – он стоял посреди комнаты, прямо под лампочкой, и смотрел на меня. Я тоже встал и усмехнулся, хотя вдруг почувствовал необъяснимый испуг.
– Viens m'embrasser – сказал Джованни.
Я заметил, что у него в руке кирпич, и у меня тоже. На миг мне показалось вполне вероятным, что, если я сейчас же не подойду к нему, мы забьем друг друга до смерти этими кирпичами. Но я не мог сдвинуться с места.
Мы не сводили друг с друга глаз, нас разделяло узкое пространство, которое было как заминированное поле, и взрыв мог произойти в любую минуту.
– Подойди же, – сказал Джованни.
Я бросил кирпич и подошел к нему. В ту же секунду я услышал, как у него из рук выпал кирпич.
В такие минуты я остро чувствовал, что мы последовательно и медленно, но верно убиваем друг друга.
Глава IV
Наконец пришла долгожданная весточка от Хеллы, где она сообщала, когда и в котором часу приедет в Париж. Джованни я ничего не сказал, просто ушел один из дома и отправился на вокзал встречать невесту.
Я надеялся, что, когда увижу Хеллу, во мне произойдет что-нибудь неожиданное и знаменательное, что-нибудь такое, что поможет понять, на каком я свете и что теперь со мной будет. Но ничего сверхъестественного не произошло. Я первый заметил Хеллу и залюбовался ею – вся в зеленом, с чуть подстриженными волосами, загорелая, с еще более ослепительной, чем прежде, улыбкой. В эту минуту я любил ее, как никогда.
Увидев меня, она замерла как вкопанная, по-мальчишески широко расставив ноги и скрестив руки на животе. Она вся сияла.
– Eh bien, t'embrasse pas ta femme? – сказала она.
Тут я заключил ее в объятья, и что-то во мне оборвалось. Я был страшно рад ее видеть.
Наконец-то мои руки крепко обнимали Хеллу и приветствовали ее возвращение в Париж. Она с прежней ловкостью устроилась в них, и почувствовав, что Хелла совсем рядом, я понял, что без нее мои руки все это время были пусты. Я прижимал ее к себе под высоким мрачным навесом, а вокруг суетилась беспорядочная людская масса, фыркал и отдувался паровоз. Хелла пахла морем, ветром, и я чувствовал, что ее на зависть полное жизни тело поможет мне раз и навсегда покончить с прошлым.
Она вырвалась из моих рук. Глаза ее увлажнились.
– Дай хоть на тебя взглянуть, – сказала она и, немного отступив, придирчиво осмотрела меня. – Да ты дивно выглядишь! Господи, как я счастлива тебя снова видеть.
Я легонько поцеловал ее в нос, понимая, что предварительный осмотр прошел благополучно. Схватил ее чемодан и мы двинулись к выходу.
– Хорошо путешествовалось? Как Севилья? Коррида понравилась? А с тореро ты познакомилась? Все сейчас расскажешь.
– Все? – засмеялась она. – Больно многого захотел, мой повелитель. Путешествовала я ужасно, ненавижу поезда. Понимаешь, хотела лететь, но, что такое испанский самолет, я уже раз попробовала, с тех пор зареклась. Ты не можешь представить себе, милый, он тарахтел и еле полз по воздуху, как колымага-форд первого выпуска – очевидно, он был им на самом деле, а я сидела, пила бренди и молилась, чтобы скорей эта пытка кончилась. Прямо не верилось, что мы когда-нибудь приземлимся.
Мы прошли за барьер и очутились на улице. Хелла восхищенно смотрела по сторонам – на кафе, на хмурую парижскую толпу, на несущиеся мимо машины, на полицейских в голубых фуражках с белыми блестящими дубинками в руках.
– Как прекрасно снова вернуться в Париж, – помолчав, сказала она, – и тебе уже все равно, откуда ты приехал.
Мы сели в такси, и наш водитель, описав широкую залихватскую дугу, нырнул в несущуюся лавину автомобилей.
– Я даже думаю, что когда возвращаешься сюда в страшном горе, то Париж быстро утешает тебя.
– Будем надеяться, – сказал я, – что нам никогда не придется подвергать Париж такому испытанию. Она грустно улыбнулась. – Будем надеяться.
Потом вдруг обхватила мое лицо руками и поцеловала меня. Глаза ее смотрели вопросительно и строго, и я знал, что Хелле не терпится сразу же получить ответ на вопрос, который ее мучил. Но я ничего не сказал, крепко прижался к ней и закрыл глаза. Все вроде бы было по-старому, и в то же время все было иначе, чем прежде.
Я запретил себе думать о Джованни, беспокоиться о нем, потому что хотя бы этот вечер должен был провести с Хеллой, и ничто не могло нас разлучить. Но я отлично понимал, что, как ни старался я не думать о Джованни, который сидит один в комнате и гадает, куда я запропастился, он уже стоял между нами.