Комната невесты
Шрифт:
Рассвело. Заиграло лучами светило.
– Как я вернусь домой?
– спросил я. И голос сразу ответил:
– Подлетишь к башне на южном полюсе, пришелец. На расстояние не ближе ее высоты.
– На чем подлечу? На воздушном шаре?
– На чем всегда здесь летал, пришелец.
Проклятье! Энергоблок снова был на месте. Ни Гулливеру, ни Агасферу такое и не снилось!
– У башни покинешь свой корабль. Зайдешь в башню. Поплывешь через реку времени, пришелец.
– Кролем прикажете или баттерфляем? Объясните, наконец, что значит "поплывешь"?
– Досконально
– Не только представил, но и взял его в руку.
– Наведи луч светила на любую звезду, пришелец.
– После солнечного восхода уже не видно звезд, благодетели!
– съязвил я.
– Плывущие через реку времени видят звезды и днем, пришелец.
И я увидел небесную чашу Индры, полную звезд.
– Навел ли луч, пришелец?
– Проще простого.
– Пришелец, поверни теперь зеркало к другой звезде.
– Повернул.
– Намного ль оно повернулось, пришелец?
– На шесть градусов двадцать три минуты.
– А луч перенесся, пришелец, со звезды на звезду?
– Допустим, - сказал я в замешательстве.
– Что из того?
– Представь, пришелец: на дальнем конце луча - ты.
– Остроумно. Но кто повернет зеркало?
Голос молчал.
– Зеркало кто повернет?
– переспросил я.
– Братья на голубой звезде, пришелец.
– Сколько ж мне извиваться на острие луча?
– Это решат братья на голубой звезде, пришелец.
– Значит, вся надежда на ваших братьев? Н-да...
Ладно. Братья братьями. Но должна же быть приложена и здесь материальная сила, какая-то энергия. Где взять ее?
– Она в тебе, пришелец.
– Яснее не выразишься, благодарю. Когда могу вернуться на Землю?
– Когда возжелаешь, пришелец.
– Что разрешаете брать с собою?
– Только то, во что облачен, пришелец. Кроме скафандра. Он тебе не понадобится. Впредь до отлета к башне можешь странствовать и без скафандра. Ты окружен надежной защитой, пришелец.
– Надо подумать, - сказал я.
– Думай, пришелец. Думай, как сказать Земле то, что ты скажешь Земле. Если спросят, пришелец.
– Что я должен сказать, если спросят?
– Истинно тяжкой должна быть ноша, чтобы дойти до Сада Прекрасного, пришелец.
– Осточертел мне ваш сад, - сказал я.
* * *
В ночь перед отлетом к южному полюсу мне привиделся вещий сон. Будто пытаюсь вскарабкаться на высокую гору, острием проткнувшую купол незнаемых небес. Никак не могу забраться, блуждаю между скал и даже запамятовал обратный путь. Замечаю висячую лестницу, она сплетена из птичьих перьев. Выбиваюсь из сил, взбираясь по ней, и вот вижу унизанный огнями сад. В том саду множество золотых, серебряных, медных деревьев. Иглы и листья с отливом червонным, шишки из самоцветных каменьев, на стволах - узоры затейливые. И доносится голос реки, текущей меж берегов из топазов и яшмы: "Деревья эти знают прошлое, невозвратное, невозможное и предвещают грядущее, возвращенье твое стерегущее". Я подхожу к медному дереву над рекой, спрашиваю мысленно: "Когда ж на Землю вернусь?" И ветви загадочно
Три километра от вершины холма, где я посадил "челнок", до подножия башни дались мне нелегко.
Я шел тяжелыми шагами, в невеселых раздумьях...
Неудачник, перечеркнувший надежды человечества. Что станется со мною в этой башне, вблизи еще больше похожей на исполинское дерево, изуродованное и забинтованное? Я шагал по нежной траве Индры, как по пуху земных одуванчиков. Разбрызгивало лучи светило. Паслись в бледно-синем небе редкие облака. Мерцали звезды, их было 11249. И проворачивалось в мельнице времени колесо Млечного Пути.
В башне, едва я туда вошел, выкатилась из стены кабина, приплюснутая с боков. Дверца кабины уползла вверх, я погрузился в подобие кресла из мягчайшего зеленого мха. Начал меркнуть свет.
Остальное помню смутно. Помнится, вроде со стороны обнаружил вдруг себя лежащим, как тогда, в операционной, на столе-раковине, и музыка пела, как далекий океанский прибой, но надвигалась, надвигалась сверху прозрачная полусфера, и вот на стенах ее хрустальных проступили звезды, крупные, как роса, а за звездами уже пульсировала нечеловеческая, зловещая, непреображенная тьма. И ударил свет.
* * *
И ударил свет, а вослед за светом я увидел сквозь серебряную паутину русокудрого мальчонку и за ним в ослепительной голубизне дрожал и рвался из его ручонок полосатый воздушный змей.
– Дедушка, ты Черномор?
– спросил мальчонка.
– Это ты таскал Руслана над лесами и морями?
Я лежал в полусфере, голова утопала среди серебряных нитей. То были мои, мои седые волосы до плеч, моя седая, разметавшаяся по груди борода.
– Отменный у тебя змей. Сам смастерил?
– проскрипел я.
– Знамо дело, сам. Бумага, клей, ножницы. Но запомни: ножницы маленьким детям в руки брать нельзя.
Воспитательница не велит, - обстоятельно поясняло дитя.
– Ножницы с собой?
Он закивал головенкой и опасливо вложил их мне в руку. Я сел в полусфере, кое-как обкорнал седые пряди.
Налетевший ветер подхватил серебряный комок, поволок по лужайке, как перекати-поле.
– Чериоморья борода! Черноморья борода!
– распевал счастливый повелитель змея.
– Слушай, малец, где здесь поблизости озеро или ручей? Хотя бы лужа...
– сказал я вставая и сошел с того, на чем возвратился домой. На моих глазах полусфера сжалась до размеров подсолнуха или арбуза.
По мере уменьшения над нею сперва прояснился синеватый купол, но сразу же затянулся изнутри тума- ном.
– Здорово ты колдуешь, Черномор, - восхитился златокудрый.
– Озеро за теми вон кустиками. Озеренок, озерный детеныш.
– Пошли поглядим, - сказал я и поднял из травы невесомую полусферу. Давай, поведу змея.
– Ты страшный. Змей испугается и улетит.
Из синевы озерца на меня воззрился глубокий старик. Так вот что они имели в виду, намекая на энергию, .
которая во мне. Я расплатился за возвращение временем. Засеребрились снега на горе небес, потому что небыстро поворачивают зеркало братья на голубой звезде...