Комната с видом на звезды
Шрифт:
– Я тоже не могу, - сказал Сажнев.
– Она мне прислала какое-то странное сообщение, вот.
Парень показал мне это сообщение. "Андрей, я в беде. Срочно приезжай на белый завод. Жду". Я перечитала его несколько раз, пытаясь понять, что вообще Настя делает на белом заводе. Мне вспомнилось фото Алины, черные блоки завода и белый проем двери, в котором застыла размытая фигура. Сейчас она казалась более чем реальной.
– Андрей, будь осторожней, там может... быть опасно, - предупредила я Сажнева.
– Хорошо, я позвоню, - кивнул Андрей. Я взглянула на время.
– Позвони мне в двенадцать, расскажи все, - попросила я, и Сажнев ответил мне кивком. Он умчался, а я осталась стоять посреди лестницы.
Сажнев так и не позвонил мне. Ни в двенадцать, ни в половину первого. Сидеть и дальше спокойно слушать лекции, когда мои друзья неизвестно где, было невыносимо. Мне нужно самой поехать на завод и во всем разобраться. Дальше должна быть лекция по латыни. Значит, отпрошусь у Афанасьева и поеду туда.
Надеясь, что наш профессор латыни благоговеет перед фолиантами с исчезнувшим языком, а не перемещается где-то в недрах института, я направилась к его кабинету. Мне повезло, и я застала его там, но не одного. Рядом с ним стоял Константин Александрович, и они переговаривались о чем-то с серьезными лицами.
– Что, по-вашему, он собирается делать? Прошло сто лет, - говорил Одинцов.
– Костя, ты не понимаешь, что они за люди!
– кипел Афанасьев.
– Юрий Витальевич!
– сказала я, прерывая разговор преподавателей. Они не заметили меня, когда я вошла, но времени на приличия не было. Лицо профессора Афанасьева обратилось ко мне.
– Что там...
– Юрий Витальевич собирался прогнать вошедшего, но, увидев меня, осекся. Какое-то время его глаза задержались на мне, словно я была препятствием, которое невозможно преодолеть. Впрочем, я знала, что он смотрит не на меня, а на мою бабушку. Перед ним стояла Света Гончарова, девушка из его юности. Возможно, чувства к ней, дружеские и не совсем, все еще хранились в душе старого профессора. Поэтому он качнул головой, смахнув наваждение, и устало спросил:
– Что вам нужно?
– Хочу отпроситься с вашей лекции, - сказала я.
– Делайте, что хотите, - проговорил профессор, которому явно было не до меня.
– До свиданья, - бросила я и собиралась уйти.
– Постойте!
– голос Одинцова остановил меня. Пришлось обернуться. Я почувствовала запах неудавшегося побега и предстоящего допроса.
– У вас что-то случилось?
– спросил профессор анатомии.
– Нет, просто надо.
– На вас нет лица и, готов спорить, вы дрожите, в чем дело?
– продолжал Константин Александрович, окинув меня холодным взглядом, не терпящим протестов.
– Оставь ее, пусть идет, - пробормотал Афанасьев, но Одинцов так не думал и повторил свой вопрос.
– Моя подруга пропала, - сказала я, подумав, что другого выхода нет. Одинцов может допрашивать хоть весь день, а мне нужно уйти. К слову, выбежать из кабинета казалось мне верхом неуважения, и я не могла позволить себе этого.
– Хочу убедиться, что с ней все в порядке. Можно мне идти?
– Юрий Витальевич, мне в голову пришла одна мысль, - негромко обратился Константин Александрович
– Говорите, он мог вернуться, чтобы закончить начатое?
Профессор Афанасьев метнул на Одинцова быстрый взгляд. Его лицо с отпечатками давних морщин внезапно стало мрачным. Они поняли друг друга.
– Кристина, - услышала я его хриплый голос.
– Где сейчас ваш друг Андрей Сажнев?
– Надеюсь, там же, где и Настя, - сказала я. Меня злил этот бессмысленный разговор. Утекало драгоценное время, и от этого я нервничала еще сильней.
– Она написала ему, что с ней что-то случилось на белом заводе, и он поехал к ней.
– Белый завод, - Афанасьев приложил руки к лицу и с силой провел по линии лба, словно пытаясь избавиться от него.
– Что все это значит?
– спросила я, понимая, что они не просто так интересуются судьбой Андрея.
– У вас счастливый день, - ответил мне Одинцов.
– Я подвезу вас до завода. Выйдет быстрее.
***
Мы покинули институт и направились во внутренний двор. Впереди всех шел Константин Александрович. Сзади, орудуя своей тростью не хуже, чем это мог бы сделать старина Гендальф, не отставал Юрий Витальевич. Позади всех шла я. Мы приблизились к стоящей во дворе машине Одинцова. Как я уже говорила, в машинах разбираюсь очень плохо. С того момента ничего не поменялось, и я по-прежнему не могла опередить, на чем именно разъезжает наш профессор анатомии. Однако его автомобиль выглядел нереально круто. На языке уже вертелась колкость про маленькие зарплаты преподавателей, но я удержалась и промолчала.
Едва мы сели в салон, Константин Александрович завел мотор и стал выезжать. Я сидела сзади. Лица преподавателей выглядели хмурыми, а я всегда боялась мужчин с такими лицами. Однако все же рискнула задавать вопросы.
– Кто-то расскажет мне, в чем дело?
– начала я.
– Что вас интересует?
– проскрипел Афанасьев.
– Почему вы мне помогаете?
– Я объясню, и вам станет понятней, - вмешался Одинцов.
– Дело в том, что гораздо безопасней держать вас в поле зрения. Ведь вы бы все равно отправились на завод, не так ли? Наше чуткое руководство предостережет вас от совершения глупостей, которые вы намерены сделать. Это понятно?
– Я поняла только то, что вы выставляете меня непроходимой дурой.
– Отнюдь, - покачал головой Одинцов.
– В этой истории у вас главные лавры. Хоть вы пока об этом и не догадываетесь.
Я разозлилась. Константин Александрович держался невозмутимо и как всегда немного посмеивался.
– В искусстве пикировки вам нет равных, - вспылила я.
– А вы, Юрий Витальевич, опять рассказали мне не все?
– Какой неприятный пасквиль на мою голову, - заметил профессор, хоть разыграть досаду у него не вышло.
– В тот вечер я сам не знал большего. Дело в том, что о смерти заведующего тем отделением я узнал довольно скоро, почти тем же утром. Надо же, убийство врача в собственном кабинете!