Комната с видом

Форстер Эдвард Морган

— Вообще-то не надо бы ей выходить, — задумчиво проговорил мистер Биб, провожая ее взглядом. — Слишком много Бетховена.

Глава 4.

Мистер Биб был совершенно прав. Никогда Люси так ясно не отдавала себе отчета в собственных желаниях, как после игры на фортепьяно. Она не оценила ни остроумия священника, ни намеков мисс Алан. От скуки ей требовалось средство посильнее — может быть, поездка на продуваемой ветром площадке трамвая с круговым маршрутом.

Правда, это считалось «не для леди». И почему только все

самое интересное — «не для леди»? Шарлотта объяснила это так:

— Дело не в том, что мы выше или ниже мужчин, мы просто сильно отличаемся от них. Наша миссия заключается не в том, чтобы чего-нибудь добиваться самим, а в том, чтобы вдохновлять мужчин. Косвенным образом, благодаря такту и незапятнанной репутации, женщина может добиться многого. Но если она собьется с пути, ее осудят, начнут презирать, а потом и вовсе перестанут с ней считаться. Сколько поэм об этом написано!

Прекрасная дама средних веков оказалась бессмертной. Исчезли драконы, а вместе с ними и рыцари, но она по-прежнему находится среди нас. Приятно опекать ее на досуге, воздавать ей почести после вкусного обеда. Но, увы! Нежное создание начало деградировать. В сердце прекрасной дамы рождаются странные желания. Ее увлекают шквальные ветры, широкие просторы и колоссальные водные пространства. Она научилась ценить царство мира сего, его богатство, красоту — и даже войну, как средство защиты сверкающих вершин, устремленных ввысь, навстречу падающим небесам.

Мужчины, твердя, будто она их вдохновляет, радостно скользят по поверхности и развлекаются в обществе других мужчин, радуясь не тому, что сильны, а тому, что живы.

Но прежде чем опустится занавес, она хочет отбросить августейший титул Вечной Женственности и уйти в качестве простой смертной, в своем собственном преходящем облике.

Люси — не прекрасная дама средних веков, не абстрактный идеал, к которому ей предначертано стремиться. Но она и не борец. Время от времени ее начинает сильно раздражать какой-либо конкретный запрет, и она переходит границы, но потом раскаивается.

В тот день она была как-то особенно беспокойна. Ей хотелось совершить какой-нибудь поступок, который бы не одобрили ее доброжелатели. И, раз ей запретили круговую поездку на трамвае, она зашла в магазин «Алинари» и купила репродукцию картины Боттичелли «Рождение Венеры». Мисс Бартлетт как-то сказала, что, к сожалению, Венера только портит прекрасный пейзаж, и отговорила ее от покупки. (Сожаление относилось к обнаженной натуре.) Такая же судьба постигла «Бурю» Джорджоне, «Маленького идола», некоторые сикстинские фрески и «Апоксиомена» Лисиппа. Теперь же Люси чувствовала себя увереннее и приобрела «Коронацию» Фра Ангелико, «Вознесение святого Иоанна» Джотто, нескольких младенцев Делла Роббиа и мадонн Гвидо Рени. Ее вкусы не отличались от общепринятых, и она безоговорочно одобряла любое прославленное имя.

Но и после того, как она истратила целых семь лир, врата свободы все еще оставались закрытыми. Она отдавала себе отчет в каком-то смутном недовольстве — уже одно это было ей в диковину. «Мир, — размышляла Люси, — полон восхитительных вещей, но мне они почему-то не попадаются». (Недаром миссис Ханичерч возражала против ее

увлечения музыкой: после игры дочь становилась раздражительной, непрактичной и обидчивой.)

«Со мной никогда ничего не случается, — думала Люси, стоя на площади Синьории и равнодушно созерцая достопримечательности, о которых успела многое узнать. Вся огромная площадь была в тени: солнце слишком поздно вышло из-за туч. Нептун выглядел каким-то нереальным — полубог, полупризрак. А фонтан лениво брызгал на ноги людей и сатиров. Лоджия казалась тройным входом в пещеру, где обитало множество странных существ, плохо различимых, но бессмертных, бесстрастно, как за приливами и отливами, наблюдающих за приходами и уходами человечества. Это был час, когда самые нереальные вещи становятся реальными. В этот час старики задумываются о том, что, должно быть, достаточно пожили, пора и на покой. Люси хотела чего-то большего.

Она устремила печальный взор на дворцовую башню, которая поднялась из тьмы, как колонна из шершавого золота. Да это была уже как бы и не башня, прочно стоявшая на земле, а недоступное сокровище, сверкающее и пульсирующее в небе. Ее блеск заворожил Люси и еще долго плясал у нее перед глазами после того как она опустила их долу. Она собралась идти домой.

И вдруг что-то случилось.

Стоя возле Лоджии, два итальянца повздорили из-за денег. «Пять лир, — кричали они, — пять лир!» Вспыхнула драка, один получил сильнейший удар в грудь и начал клониться в сторону Люси, морщась и раскрыв рот, словно желая сказать ей что-то важное. Показалась кровь. Она вытекала у бедняги изо рта и капала вниз, на землю между ними.

Все было кончено. Откуда-то набежала толпа, оттеснила ее от этого человека и потащила его к фонтану. Почему-то рядом очутился мистер Джордж Эмерсон, он стоял в нескольких шагах от Люси, их разделял только клочок земли, где только что лежал раненый итальянец. Его лицо плавало в серой дымке, и дворец плавал в дымке, а потом тяжело качнулся и рухнул прямо на Люси, и вместе с ним рухнуло небо.

«О, что я наделала!» — мелькнуло у нее в голове.

«О, что я наделала.» — пробормотала Люси и открыла глаза.

Джордж Эмерсон по-прежнему смотрел на нее, но теперь их уже ничто не разделяло. Она пожаловалась, что у нее вдруг потемнело в глазах и ей померещилось, будто одного человека закололи ножом, а другой теперь держал ее в объятиях. Они сидели на ступенях галереи Уффици. Наверное, это Эмерсон перенес ее туда. Когда она заговорила, он встал и отряхнул колени. Она повторила:

— Что я такое наделала?

— Вы упали в обморок.

— Я... прошу прощения.

— Как вы себя чувствуете?

— Отлично. Замечательно. — Она изобразила улыбку.

— Тогда пойдемте домой. Не стоит здесь задерживаться.

Он протянул руку, чтобы помочь ей встать. Она сделала вид, будто не заметила. Возле фонтана по-прежнему голосили, не умолкая ни на минуту. Весь мир лишился красок и смысла.

— Вы очень добры. Кажется, я ушиблась при падении. Но сейчас уже все прошло. Я могу идти сама, благодарю вас.

Он все еще протягивал руку.

— О, мои репродукции! — вспомнила Люси.

— Какие репродукции?