Комната с заколоченными ставнями
Шрифт:
С трудом натянув носки и туфли, Дьюарт с радостью обнаружил, что может ходить. Что же с ним произошло? Видимо, он ходил во сне. Странно, поскольку раньше за ним такого не замечалось. Более того, он не просто ходил, а ушел в лес, о чем можно было судить по израненным ногам. Дьюарт мучительно пытался вспомнить свои сны — кажется, он был в башне. Одевшись, он вышел во двор, чтобы взглянуть, не осталось ли на земле следов после его ночной прогулки.
Сначала он ничего не нашел. Только подойдя к башне, он увидел на песке, возле каменных столбов, отпечатки босых ступней — своих собственных. Следы вели в башню; чиркнув спичкой, Дьюарт направился туда же.
При слабом свете крошечного огонька он сумел кое-что разглядеть.
Тогда он зажег вторую спичку; мысли лихорадочно сменяли одна другую; Дьюарт был растерян
Забыв о следах на песке, Дьюарт молча стоял, глядя на кровавые пятна, до тех пор пока горящая спичка не обожгла ему пальцы. Бросив спичку на землю, он хотел зажечь следующую, но почувствовал, что силы оставили его. Пошатываясь, он вышел из башни и прислонился к стене, подставив лицо теплому утреннему солнцу и отчаянно пытаясь привести мысли в порядок; очевидно, он слишком глубоко погрузился в прошлое, вот воображение и сыграло с ним злую шутку. Если разобраться, то ведь башня всегда открыта; может быть, ночью в нее заскочил кролик, где его и настигла смерть — скажем, его схватила ласка; а может быть, через дыру в крыше в башню залетела сова и поймала крысу или какого-нибудь зверька. Пытаясь себя уверить, что все было именно так, Дьюарт все же никак не мог забыть, что пятна на полу были слишком велики для маленького зверька; кроме того, где остальные доказательства ночной охоты — клочья шерсти или перья, которые обязательно должны были остаться?
Немного успокоившись, Дьюарт снова вернулся в башню и зажег очередную спичку. Он искал хоть что-нибудь, что могло бы подтвердить его теорию. Ничего подобного. Ни одного следа борьбы, закончившейся маленькой трагедией в мире природы. Вообще никаких следов. Просто на камнях были пятна того, чего никак здесь быть не могло. Дьюарт старался рассуждать спокойно и не вспоминать о своих ужасных снах, которые упорно не желали выходить у него из головы; наоборот, они расцветились новыми красками, когда он повторно взглянул на кровавые пятна. Судя по их форме и расположению, кровь капала с небольшой высоты и во время движения. Страшная догадка сверлила его мозг; он боялся признаться в этом самому себе, ибо, признавшись, он смог бы объяснить и свои сны, и растущее число мелких странных событий, медленно, но верно смыкающихся в единую цепь.
Он вышел из башни и, пройдя лесом мимо болота, вышел к своему дому. Зайдя в спальню, он взглянул на свою постель — из-за пораненных ног все белье было в коричневых пятнах крови. Как ему хотелось, чтобы этим можно было объяснить и появление кровавых пятен в башне! Однако, сколько ни ломал он голову, ничего придумать так и не смог. Сменив простыни, Дьюарт сварил себе кофе, продолжая размышлять, и вдруг подумал о том, что его все время швыряет из одной крайности в другую, словно он переживает раздвоение личности. Нет, все-таки давно пора пригласить в гости Стивена Бейтса — или кого-нибудь другого, чтобы хоть как-то скрасить одиночество. Но едва он об этом подумал, как тут же принялся яростно себе возражать, при этом с такой горячностью, какой раньше никогда не отличался.
Наконец, уговорив себя заняться проверкой счетов, Дьюарт спрятал подальше все письма и документы, чтобы больше не тревожить свое воображение, и к полудню уже настолько восстановил душевное спокойствие, что смог заняться обычными делами. Желая немного отдохнуть, он включил радио, но вместо музыки передавали выпуск новостей. Представитель Франции излагал свои взгляды на то, как следует поступить с Саарской областью, представитель Британии ему возражал, выдвигая какие-то туманные контраргументы. В России и Китае — голод. «Как обычно», — подумал Дьюарт. Губернатор Массачусетса болен. Срочное сообщение из Аркхема. Дьюарт насторожился.
«Только что получено подтверждение. В Аркхеме при невыясненных обстоятельствах пропал человек — житель Данвича, фермер по имени Джейсон Осборн, средних лет. По словам соседей, ночью со стороны его фермы слышались ужасные крики. Мистер Осборн не был богат и жил в одиночестве, поэтому версия похищения с целью выкупа отпадает».
В сознании Эмброуза Дьюарта словно что-то вспыхнуло. Не помня себя от ужаса, он рывком вскочил с дивана и кинулся к радио, чтобы скорее его выключить. Затем,
Ценой невероятного физического и умственного напряжения Дьюарт заставил себя сесть в машину, доехал до Аркхема, зашел на почту и сам отправил письмо, не доверив его почтовому ящику города, чьи старинные мансардные крыши и наглухо закрытые ставнями окна, казалось, униженно приседали перед ним, чтобы затем насмешливо ухмыльнуться ему вслед.
2
Рукопись Стивена Бейтса
Встревоженный посланием моего кузена, Эмброуза Дьюарта, в котором он умолял меня срочно приехать, я уже через неделю входил в старый дом Биллингтонов. Вслед за моим приездом произошел ряд событий, которые, начавшись с одного весьма незначительного эпизода, привели к обстоятельствам, вынудившим меня описать все, что произошло в доме, чтобы внести ясность в несколько хаотичные записи, сделанные рукой Эмброуза.
Как я уже говорил, события эти начались весьма прозаически; впрочем, здесь я не совсем прав — они были вполне прозаическими по сравнению с тем, что позднее произошло в Биллингтонском лесу, недалеко от старой усадьбы. Хотя на первый взгляд те события могли показаться незначительными и случайными, на самом деле, как я убедился впоследствии, они были тесно связаны между собой, независимо от места и времени. Но поначалу, заметив странности в поведении моего кузена, я решил, что у него просто стали проявляться признаки шизофрении; к сожалению, как выяснилось позднее, все было намного сложнее и ужаснее.
Двойственный характер личности Эмброуза значительно затруднял мои наблюдения за ним, ибо, с одной стороны, в нем чувствовалась искренняя доброжелательность, но с другой — скрытая, настороженная враждебность. Это начало проявляться с первых минут нашей встречи: человек, отправивший мне отчаянное письмо, по какой-то неведомой причине остро нуждался в моей помощи, однако человек, встретивший меня в Аркхеме, держался холодно, отчужденно и очень сдержанно, неоднократно дав мне понять, что мой визит не должен продлиться более двух недель, а может быть, и того меньше. Хотя в целом Эмброуз был приветлив и любезен, в нем чувствовалась какая-то отстраненность, совершенно не вязавшаяся с тоном полученного мною призыва о помощи.
— Когда я получил твою телеграмму, то понял, что моего второго письма ты не получал, — сказал он, когда мы встретились на станции в Аркхеме.
— Не знаю, я ничего не получал.
Он пожал плечами и сказал, чтобы я не придавал особого значения первому письму. Таким образом, он сразу дал мне понять, что способен сам решить свои проблемы, хотя рад моему приезду и надеется, что я не стану винить его за столь срочный вызов.
Не знаю почему, но от этих слов у меня появилось почти физическое ощущение фальши; казалось, кузен искренне верит в то, что говорит, и вместе с тем что-то здесь было не так. Я ответил, что счастлив узнать о разрешении неприятной ситуации, в которую он попал. По-видимому, мой ответ его удовлетворил, и он слегка расслабился, после чего сделал вскользь несколько замечаний о характере местности, расположенной в районе Эйлсбери-Пайк; эти замечания меня несколько удивили, поскольку я знал, что Эмброуз поселился в Массачусетсе совсем недавно и не может знать всех подробностей истории края, в котором живет, — края необычного, освоенного поселенцами раньше многих прочих областей Новой Англии; края, где находился загадочный Аркхем, эта Мекка знатоков старинной архитектуры с его мансардными крышами, арочными дверями и еще более старинными домами в георгианском и новогреческом стилях, расположенными вдоль тенистых и узких улочек; Аркхем, окруженный дикими, пустынными долинами и заброшенными, убогими селениями вроде Данвича, недалеко от которого лежал проклятый город — морской порт Инсмут; край, откуда приходили страшные слухи об убийствах, загадочных исчезновениях, таинственных обрядах и преступлениях, замешанных на полной деградации личности, о чем власти предпочитали поскорее забыть, нежели заниматься их расследованием, дабы не вытаскивать на свет божий такие вещи, о которых лучше никому не знать.