Комната
Шрифт:
||||||||||||||| пропала три месяца назад. Ей было пять. Мать уверяла, что дочь не покидала квартиры. Поиски продолжались несколько недель, но ничего не дали. В похищении (или убийстве) подозревали мать, но доказательств этому не нашлось.
– Как давно вы здесь? – спросил он.
Девочка-с-компасом пожала плечами.
Дети не были напуганы. Что бы с ними здесь ни творили, они не сломались. И «дом номер пятнадцать на Зеленой улице», где это, черт возьми? Улиц с такими названиями он не помнил. Впрочем, он много чего теперь не помнил.
–
– Кто принесет?
Чахоточный одернул Девочку-с-компасом.
– Не рассказывай ему, – буркнул он. – Забыла, почему мы переехали?
– Да ладно тебе, |||||||||||||||, он ведь свой.
– Нам такие «свои» даром не нужны, – сказал Чахоточный.
Крышка ящика, который стоял в углу, приоткрылась, и он увидел девочку с улыбкой до ушей.
Когда он понял, что может встать с кровати и не облевать все вокруг, то решил осмотреться. Цепь надежно крепилась к стене. Без инструментов освободиться не получится. Ощупал ошейник. Замка нет. Вместо него – пара болтов, закрученных намертво.
В доме не имелось ни окон, ни дверей. Непонятно, как он попал сюда. И как в дом приходят «они». В карманах пусто, не считая фантика – он выбросил его в мусорное ведро под раковиной.
Пять кроватей, разделенных деревянными ширмами. Множество светильников. Раковина, душ и туалет. Холодильник, набитый продуктами. Телевизор. Шкаф с книгами. Камин. Он не скоро понадобится: на улице настоящее пекло. Еще немного, и асфальт начнет прилипать к кроссовкам. От этих мыслей скрутило живот. Сколько он здесь пробудет? До холодов? Если повезет.
Цепь была метра три. Хватало, чтобы добраться до холодильника и туалета.
Ключи на шеях у детей, зачем они? И почему прикован только он?
Больше всего он боялся увидеть камеру на штативе, матрас в бурых пятнах и цепи. Ничего подобного. Впрочем, «они» могли забирать детей из дома по одному, творить с ними бог знает что, а потом приводить обратно.
Может, есть потайная дверь? Он представил, что дом номер пятнадцать стоит себе на Зеленой улице, мимо проходят люди, едут машины, и никто не догадывается, что делается внутри.
Хотя нет: со стороны дом, пожалуй, выглядит необычно – ни дверей, ни окон. Но что, если он обнесен высоким забором? Или замаскирован под сарай, а дом, настоящий дом, в котором происходило все самое ужасное, стоит неподалеку. С окнами и дверями, весь из себя приличный и правильный?
На стене висели почтовый ящик и часы. Было три пополудни. Дети смотрели мультфильмы. Даже Улитка вылезла из своего убежища. Хотелось есть, но в еду могли что-нибудь подмешать. Например, такое, от чего тебе станет все равно, где ты находишься и почему.
В четыре дети сгрудились вокруг склянки с белесой жидкостью и принялись разматывать бинты. Он взглянул – из чистого любопытства. Черные язвы странной формы. У него была такая же.
Дети выключили свет и столпились вокруг него. Все, кроме Улитки: она залезла в ящик и захлопнула крышку. Чахоточный держал в руке лампу.
– Пойдешь с нами? – спросила Девочка-с-компасом.
– Куда? – спросил он и не узнал своего голоса.
– Считать двери, разумеется.
Это было безумием, потому что никаких дверей в Доме-без-этих-самых-дверей быть не могло. Он закрыл глаза. Пусть все это окажется сном. Пусть он проснется на своей кровати в приюте, а в глаза ему светит лампой не ребенок с ключом на шее, а воспитатель, задумавший повесить на него уборку туалета.
Он открыл глаза. Чуда не произошло.
– Отвалите, – сказал он.
Так прошел первый день.
Ему снился сон.
Скребущий звук. Потом глухой стук. И снова этот звук, словно кто-то монеткой стирает защитный слой с билета моментальной лотереи.
Он приподнялся на локтях и увидел Девочку-с-компасом. Она сидела к нему спиной, а рядом на полу лежала гора книг. Она что-то делала с ними, он все никак не мог понять, что именно, а когда догадка почти настигла его – проснулся.
Проснувшись, он увидел на полу ежедневник. На обложке детской рукой было криво выведено: «Книга снов». Открыл, полистал.
Некто с угловатым почерком и буквами, теснившими одна другую, поведал книге о том, что ему приснилось, как в дом привели собаку – грязную и вонючую. Посадили на цепь, накормили объедками и оставили ночевать.
Это наверняка писал Чахоточный. Тоже мне, собаку нашел. Потом был сон о песочных часах и ногтях, что падали полумесяцами на столешницу темного дерева. Наверняка ногти и часы приснились Девочке-с-компасом. Только она могла написать «столешница темного дерева», для прочих обитателей Дома-без-дверей это пока что был недостижимый уровень писательского мастерства.
Почерк Девочки-с-компасом был летящим, он словно парил над линиями, которые разделяли строки, в то время как буквы Чахоточного старались утвердиться как можно прочнее, то и дело проваливались и цеплялись к строчке, словно боялись, что их вырвут с корнем.
Округлые буквы, полное отсутствие запятых и парочка орфографических ошибок с головой выдали девочку, чей рот постоянно был измазан шоколадом. Странно, он все не мог придумать ей прозвище. У девочки была губная гармошка, и она временами пыталась сыграть что-нибудь, чем жутко бесила Чахоточного. Но Девочкой-с-губной-гармошкой она почему-то становиться отказывалась. И эта гармошка. Что-то с ней было не так.
Еще имелись рисунки. Улитка, видимо, не умела писать и рисовала цветными карандашами все, что ей приснилось или взбрело в голову. Иногда она вторгалась в чужие сны и украшала их цветочками, человечками и завитушками.