Комон, стьюпид! Или Африканское сафари по-русски
Шрифт:
– Не я, а Альберт. Он заедет за нами завтра в одиннадцать.
– Как мило с его стороны. А за это он, конечно же, ничего не просит? Только тебя, да?
– Ну что ты злишься? Между прочим, у меня такого заботливого мужчины еще никогда не было.
– Ага. Ну, тогда могу сказать одно: и не будет. ТАКОЙ только один. Поздравляю, ты выиграла главный приз.
– Лорик, ну что с тобой? Почему ты злишься?
Я заплакала.
– Я толстая. Я некрасивая. Почему тебе уже шесть раз позвонили, а мне ни одного!
– Мы просто… ты просто…
– Шесть раз? – спросила я и заревела громче.
– Ну, может, и не шесть. А зачем тебе так много? Честное слово, пять раз вполне достаточно.
Я вытерла слезы.
– Я завтра же дам ему свой номер телефона, и пусть он только попробует мне не позвонить.
– Подожди, подожди, нельзя его принуждать.
Я на секунду задумалась, а потом разрыдалась в голос:
– Я зна-а-аю-ю-ю. Но мне так хочется, чтоб он позвонил. Хотя бы один раз.
Тут зазвенел мой мобильник. Я нажала на кнопочку и услышала:
– Здравствуй, ангел!
– Здрасти, – ответила я, и мои глаза чуть не вылезли из орбит. Меня по-разному называли. Была я и киской, и зайкой, и розовым поросенком, но ангелом меня еще никто не называл.
– Мне только что звонил Альберт и сказал, что все к поездке готово. Мы заедем за вами завтра в одиннадцать часов.
– Хорошо, – ответила я почти шепотом.
– Тогда до завтра.
– До завтра.
Я положила мобильник и посмотрела на Аньку.
– Ну? – спросила она.
– Что ну? Это Гена. Крокодил.
– Лорик, не крути носом. Никакой он не крокодил. Мне он, кстати, больше всех понравился.
– Ну и бери его себе.
– Знаешь что, ты просто невыносима. Пойду-ка я лучше поработаю.
И Анька решительной походкой направилась к себе в комнату.
Ну вот. Обидела лучшую подругу. И все из-за чего? Из-за того, что мне не позвонил Сергей.
А почему он должен был звонить? Разве он обещал?
Я пыталась успокоить себя, но все равно ничего не получалось.
Я пошла к себе в комнату, забралась в кресло с ногами и просто думала. Обо всем. В основном о том, что я влюбилась. А влюбляться мне нельзя. Я становлюсь просто сумасшедшей. Я не могу просто любить. Я бросаюсь в любовь с головой, с руками и ногами и даже со своим хвостиком. Я пытаюсь отдать все, что у меня есть. Яне обращаю внимания на недостатки. Точнее сказать, я их просто не вижу. Я забываю обо всем на свете и думаю только о предмете своей любви.
Эдуард как-то сказал мне: «Иногда мне кажется, что ты задушишь меня своей любовью. Как ты не понимаешь, что мне нужен воздух!»
Тогда я усмехнулась и спросила его, не другая ли женщина подразумевается под «свежим воздухом». А сейчас я понимаю, что он имел в виду просто свободу.
Я бы очень хотела, чтобы меня кто-то полюбил так же горячо и сильно, как умею любить я. Чтоб хоть раз в жизни испытать такую любовь, когда тебя любят вот такой, какая
Можно и дальше перечислять все прелести моего тела, но думаю, что пока и этих достаточно, чтобы процитировать: «Такой, как я, нет, не было и… не надо».
Город Худеющих
Первый раз в Город Худеющих я попала после того, как родила дочь.
На пропускном пункте бабушка, годочков под триста, меня спросила:
– Кого позвать?
Кроме того, что я не отличаюсь ни умом, ни сообразительностью, еще и девятимесячная реакция на ослабевающий умом организм сделала свое дело: я молчала, хоть и изо всех сил пытаясь пошевелить хоть одной распрямившейся извилиной.
Вахтерша посмотрела на меня сквозь очки и еще раз грозно спросила:
– Кого позвать?
У меня началась паника. Этот город был совсем мне не знаком, и приятелей у меня там не было. Но я напрягла все свои оставшиеся умственные силенки и тихо предположила:
– Может, президента?
Вахтерша привстала, окинула меня взглядом и спросила:
– А ты точно по адресу пришла, деточка? Тебе, часом, не туда? – и кивнула в сторону дороги, где на указателе красовалась надпись «Город Умалишенных». – К нам часто приходят по ошибке. Путают дороги.
– Нет. Мне точно к вам. Я собираюсь похудеть на двадцать или хотя бы на десять килограммов, – отрапортовала я и протянула свой паспорт.
Вахтерша вздохнула, ввела мои данные в компьютер, потом нажала на какую-то кнопочку на столе, наклонилась ближе к телефону и крикнула:
– Клава, принимай товар.
Я осмотрела себя со всех сторон, пытаясь выяснить, что именно во мне является товаром, и улыбнулась вахтерше.
Через несколько секунд в дверях показалась Клава. Достоинств у нее было много. Во-первых, рост. Не как у Майкла Джордана, но примерно как у разводящего баскетболиста. Во-вторых, вес. Где-то килограммов пятьдесят. В-третьих, грудь. Памела Андерсон может закусить локти и умереть от удушья. В-четвертых, глаза. Я не буду их описывать, потому что все равно не смогу: букв таких Мефодий и Кирилл не придумали. Была еще куча достоинств – вроде ног такой же длины, как весь мой рост, – но, если я начну перечислять все, вы удушитесь, как Памела, а я потеряю своего читателя.
Итак, Клава посмотрела на меня глазами электрика, который пришел менять проводку, и голосом Мэрилин Монро, но почему-то с легким немецким акцентом сказала:
– Пойдемте.
И мы пошли. По коридору. Впереди я увидела голубую дверь с надписью «Приемная».
Там я присела на стульчик, а Клава зашла в каморку и вышла, держа в руках мою голову.
Да, я не сошла с ума. У нее в руках была моя голова. Еще одна. Только не живая, а как будто манекен.
Я в ужасе схватилась за свою родную голову, пока еще живую, но Клава только зло улыбнулась и сказала: