Компиляция. Введение в патологическую антропологию
Шрифт:
— Все то же самое… — задумчиво произнес хозяин хорька, с интересом наблюдавший за охотничьими поползновениями своего любимца. — Что птичья бестолочь, что бестолочь человечья. Никакой разницы.
Включился интерком и женский голос с глубокими бархатными нотками доложил:
— К Вам Джейк, сэр!
— Пусть заходит, — сказал хозяин хорька.
— Доброе утро, сэр! — поздоровался Джейк, зайдя в кабинет.
— Здравствуй, Джейк! Какие новости?
— Все в норме, сэр. Дела идут своим чередом, контракты выполняются, поступления приходят в срок. Вот только в «Одноглазой луне» вчера заварушка случилась. Темное дело, сэр. У Пигмея Вилли, знаете, наверное — тот самый бешеный немецкий бугай, что в прошлом году под Рождество заявился к Хорхе, который без спросу завел свое дело на четырнадцатом участке. Эти латины, они — ревностные католики.
— Забавная история, — усмехнулся хозяин хорька. — А что с панком?
— Полагаю, все в порядке, сэр! — ответил Джейк — Пацаны где-то добыли покойника. Начинили его взрывчаткой, так, что та разве что из ушей не лезла и подвесили мертвяка у панка в берлоге. Сами засели в доме напротив. Как только панк пришел, сразу же и рванули. Говорят, славно громыхнуло.
— Что ж, неплохо, — оценил хозяин хорька.
Снова включился интерком.
— Пришел Ваш брат, сэр! — доложила секретарша.
— Пусть войдет! — сказал хозяин хорька и указал Джейку на одно из кресел, расставленных вдоль конференц-стола — Присядь пока, Джейк! Ты мне еще понадобишься. — после чего поднялся с дивана и, широко улыбаясь, пошел навстречу вошедшему в кабинет человеку. Человек был рослым, длинноволосым и красивым. Той зловещей холодной красотой, которой природа, по неясным соображениям, любит наделять самых кровожадных выродков. В правой руке человек держал дорогой кейс.
— Дикки, малыш! — поприветствовал вошедшего хозяин — Рад тебя видеть!
Дикки поставил кейс на пол и братья обнялись.
— Ну, проходи, проходи, — сказал хозяин хорька, увлекая гостя к дивану — Что там с нашим душеспасительным проектом? — спросил он, когда оба уселись.
— Как видишь, — ответил Дикки, указывая глазами на кейс — Твоя доля. Следующий приход — через пару недель. Вот только…
— Что — только?
— Есть проблема. Не знаю, насколько она серьезна, но она — есть. Пару дней назад в квартале громыхнуло. Тебе, наверное, это известно. — (хозяин хорька утвердительно кивнул) — Часа через три после этого наш слабоумный рестлер, которому во всем мерещится воля божья, нашел на улице сильно помятого пацана. Он был без сознания. Этому идиоту не пришло в голову ничего лучшего, чем притащить чувака в нашу богадельню. Близнецы это видели. Чувак был плох и они решили, что сам по себе сдохнет. Тем более, овец на стрижку надо было вести. Они оставили парня с одним из наших доходяг. Богадельню, разумеется, заперли. Кроме лаборатории. А когда вернулись, нашли доходягу мертвым. А парня и след простыл. Через лабораторию удрал, гаденыш! Что он там успел увидеть и понять — одному Богу известно. Такие дела…
Хозяин хорька повел бровью в сторону Джейка.
— Джейк, — едко произнес он — Тебе
Джейк смутился и покраснел.
— Чертовщина! — сдавленно выдавил он — Не доработали…
— Окажи мне любезность, Джейк. Иди и разберись с этой чертовщиной. Доработай. Прямо сейчас.
— Да, сэр! — ответил Джейк и почти бегом бросился к входной двери. На пороге замешкался, обернулся к хозяину хорька, сказал: — Не сомневайтесь, сэр! — и покинул кабинет.
Ангел выскользнул следом.
Рабочий дневник
Полудурки нужны для того, чтобы формулировать трудно решаемые задачи. Предназначение гениев в том, чтобы находить почти не существующие решения. Получается не всегда. Но получается. Не дай им Бог поменяться местами. Гений немедленно вляпается. Во что-нибудь запредельно несусветное. Полудурок же разгребет эту несусветность на раз. Разложит все по полочкам так, что даже гений разберется. Последствия сего непредсказуемы. Гениев и полудурков нужно держать в узде. И подальше друг от друга. Иначе конца света, который ожидается уже не первое тысячелетие, мы дождемся в самое ближайшее время.
Гениальность и кретинизм, объединившись, становятся неуправляемы. Необычайно деятельны. Непобедимы. Сложно даже вообразить, на что способен этот сплав. Сплав сверхразума, перешагнувшего человеческие рамки и чистейших инстинктов, выпестованных в археологической части мозга — мозге рептилии. Одно ясно — такой гибрид будет обладать максимальной приспосабливаемостью к внешней среде. Венец дарвиновской эволюции. Жутковатое допущение.
Всерьез подобную опасность никто не рассматривает. Разве что в литературе жанра «horror» временами проскальзывает эта идея. В упрощенном и прилизанном виде. Порою получается впечатляюще. Но впечатления оказываются сиюминутными и забываются в лучшем случае через неделю ночных кошмаров. Чего-то не хватает то ли самим произведениям, то ли их авторам. По всей видимости — тестикул.
Если нам нужен свирепый самец для корриды — мы всячески потворствуем его мужскому началу. Тысячи отборных телок с томными глазищами всегда к его услугам.
Если нам требуется безропотная рабочая скотина — мы вызываем коновала. Старого пердуна, безоговорочно верящего в то, что приготовленные особым способом бычьи семенные железы вернут ему давно утраченную потенцию. Денег он не берет. Просто уносит ампутированные тестикулы с собой.
Все зависит от вектора намерения.
Если вопрос состоит в том, как нашинковать побольше капусты, на сцену выпускается сладкоголосый кастрат.
Если же цель — в спасении человечества, то… В графу «Средства» вместо тактических и стратегических доктрин вписывается очевидное соображение: «А оно мне надо?» Нашинкую лучше капусты…
Финальная сцена боевика: главный герой (воплощенная добродетельная брутальность, шикарная мышечная фактура, тяжелый, но светлый взгляд) устало идет по трупам поверженных злодеев. Мясное ассорти для ценителей свежатинки — оторванная злодейская рука, переломанные ноги с торчащими наружу обломками берцовых костей. Раздавленная всмятку голова где-то за кадром. («Ну, это немножко слишком!» — сказал продюсер, отсматривая материал на генеральном прогоне) Ему навстречу бежит вырванная из лап смерти красотка. Куда же без нее. Такая приятная мелочь. Даже не приз герою, которому непременно привесят на грудь дурацкий орден на фоне национального флага, а неофициальный спонсорский бонус. Знакомая картинка? А то!
Ни сам герой, ни шалава, которая уже повисла у него на шее, интереса не представляют. Коту понятно, что экранный рыцарь по жизни — изнеженный говнюк, в уличной драке которому — грош цена. Экранная шалава — сидящая на десятке сильнодействующих антидепрессантов истеричка, не способная к деторождению. Какая разница? Мир-то, мать его, спасён!
Любопытна манипуляция. Та ловкость, с которой блоха превращается в кашалота. С которой оскопленной лицедейством идее мужества и справедливости пришпандоривают бутафорские причиндалы. Торжество внешней атрибутики над сутью. Вялый авторский message — хороший парень выигрывает. Но каждый кадр сопровождается незримым субтитром, проникающим в подкорку — побеждает сильнейший. И выживает он же. Основополагающий принцип популярного дарвинизма. Дарвинизма городских клоак и пенитенциарных учреждений. Дарвинизм сам по себе доверия не внушает. Популярный дарвинизм не внушает его вдвойне, поскольку выхолощен. Как и все, что сочетается с приставкой «поп».