Компиляция. Введение в патологическую антропологию
Шрифт:
Тим — сам того не осознавая. Его совершеннейшее наплевательство на все и вся в сочетании с редкостной бесталанностью приводили к тупому дремучему саботажу любых намерений приютского персонала пристроить парня к делу. Но и существенных проблем Тим никому не создавал.
С Джастином история была совершенно иная. Джастин люто ненавидел само понятие принуждения. Любое посягательство на его свободу вызывало в нем взрывную ответную реакцию. Джастин не признавал никаких авторитетов. Джастин считал, что любая власть — это сучья выдумка ублюдков, подобных его недоброй памяти отцу. Папашка был отставным армейским сержантом и воспитывал сына теми же методами, которыми пользовался в отношении вверенного ему личного состава. Железная дисциплина, тумаки и зуботычины. В общем-то, ничего особенного. Никакой изуверской экзотики. Но Джастину и этого
Через неделю после похорон в их доме забарахлил телевизор. «Сраная тарелка!» — выругался отец и полез на крышу разбираться. В этих делах он шарил. Только в них и шарил, если не считать воинского устава. Они жили в двухэтажном коттедже с черепичной крышей. Три последних ночи Джастин потратил на то, чтобы как следует расшатать черепицу. И его труды не пропали даром. Папаша благополучно сорвался с крыши и с невероятной точностью приложился затылком к булыжнику, которым был вымощен двор. У него образовалась обширная гематома среднего мозга, от которой он через три дня скончался в окружной больнице. Джастин рассчитывал на меньший эффект, но и от подобного результата не расстроился. Родственников у них не обнаружилось и Джастина передали в приют. Жизнь в приюте оказалась медом не вымазана, да и воспитание мало чем отличалось от отцовского, поэтому Джастин немедленно и с удовольствием перенес свою ненависть на социальных работников. Джастин никогда не пытался сбежать, поскольку прекрасно понимал, что бежать некуда. Он избрал иной путь — путь демонстративного неподчинения и осознанного идейного вредительства. Там же, в приюте, Джастин начал рисовать. Тягу к изобразительному искусству он обнаружил в себе случайно. Так часто бывает. Просто нашел баллончик с краской и попробовал его на приютской стене. Получилось. И понравилось. Следующим днем Джастин превратил машину начальника приюта в свой первый художественный шедевр. Исписав ее свежими кучками дымящегося дерьма. Вышло так жизненно, что даже навозные мухи слетелись. Чуть ли не со всего города.
Джастин провел в приюте почти год, пока его наконец-то не согласилась усыновить одна жизнерадостная бездетная парочка. Новые родители оказались махровыми анархистами. Из радикалов. Они ничего Джастину не запрещали, но зато всячески поддерживали его стремление к первобытной вольнице и набирающий силу изобразительный дар. Одного поля ягоды, короче. Идиллия длилась целых шесть лет, пока однажды родителей не пристрелили копы. Те всего-то на всего хотели взорвать водонасосную станцию, снабжающую водой городскую мэрию, но их кто-то сдал. Их обложили и при попытке с боем вырваться из окружения расстреляли. Практически ни за что. Скоты.
Теперь Джастин стал ненавидеть полицию. Он хотел было сделаться профессиональным истребителем копов, но при первой же своей охотничьей вылазке вдруг обнаружил, что кишка у него тонковата. Нажать на спусковой крючок оказалось значительно труднее, чем он предполагал. Совсем не то, что черепицу расшатывать. Джастин жутко злился на себя тогда. Со зла взял и нарисовал на первой же попавшейся стене своего первого дохлого копа. И заметил, что полегчало. Так Джастин обрел свою творческую фишку.
Джастина замели в десять тридцать утра. Вовсе не за его художества, а за попытку помочиться в кадку с вечнозеленым деревом, стоящую на тротуаре близ полицейского участка. На сей раз его действия были продиктованы не ненавистью, он не дурак так подставляться, просто на самом деле было невтерпеж. Ну, случается, что ж тут скажешь…
Ровно через час у той же самой кадки и с теми же намерениями стоял Тим. Он-то как раз мог потерпеть. Да и нужды особой не испытывал. Но у него была четкая задача — попасть за решетку. Не так, чтобы надолго, а лишь хотя бы выспаться в кутузке. Поэтому Тим исполнял свою показательную программу не спеша и со знанием дела. Не заметить его и не повязать просто не могли. Так и произошло.
Тим
— Тициан?…
Это было детское прозвище Джастина. Оно приклеилось к нему с легкой руки начальника приюта в тот самый день, когда Джастин впервые упражнялся в аэрографии.
— Что за гребанный Тициан у нас завелся?! — орал начальник, брызгая буроватой слюной заядлого курильщика — Найду ведь сучонка!
Щаз-з… Нашел он, как же. Приютский обет молчания — это тебе не наивная коза-ностравская омерта. А прозвище осталось. Вряд ли кто из приютских знал, кто такой Тициан. Тим по сию пору полагал, что это какое-то мудреное ругательство, вроде пидора, только отрафинированное под тонкую душевную организацию интеллигентных представителей среднего класса. А вот Джастин в истории искусства Возрождения кое-что смыслил. Нобле, как говорится, оближ. Сравнение ему льстило. Еще бы.
— Здорово, чувак! — ответил Джастин — Ишь ты, где встретились…
— Угу, — согласился Тим — Ты чего здесь?
— Да вот, знаешь ли, слабость выделительной системы подвела. — усмехнулся Джастин и досадливо сплюнул.
— В смысле? — не понял Тим.
— А, ну да, ты же у нас всегда туповат был. Объясню максимально просто — дерево обоссал. Вон то, в бочке. Рядом с участком.
— Я тоже… — вздохнул Тим.
Джастин расхохотался.
— Брешешь?! Что, то же самое?! На черта?! И у тебя недержание, что ли?!
— Не, — ответил Тим. — Так… Надо было. Ну, сюда попасть…
— Другого способа не нашел?
— Как-то и не искал особо. Не до того мне.
— Отчего так? Влип?
— Наверное, — пожал плечами Тим. — Трудно сказать. Сам ничего не понимаю.
— Так-с… — принялся рассуждать Джастин — Есть только два агрегатных состояния для таких, как ты. Ну, разумеется, исходя из того, что я о тебе когда-то знал. Вряд ли ты за это время кардинально изменился. Первое состояние называется «Еще не попал», а второе — «Увяз по уши». Оба этих состояния до того очевидны, что понять, в котором из них ты находишься конкретно сейчас, под силу даже тебе. Следовательно, раз уж ты в сомнениях, либо ты окончательно деградировал, либо с тобой происходит что-то на самом деле сверхестественное. Интересно послушать! Один черт, время как-то надо убить. Валяй, трави свою байку!
— Да пошел ты, умник! — огрызнулся Тим. Но не обиделся. Стоит воздать ему должное, цену своим способностям он знал. — Говорю тебе, полная ерунда творится!
— Так может и разберемся с твоей ерундой? Давай, не тяни.
— Ладно. Сейчас только соображу, с чего начать… Три дня назад началось… — и Тим стал подробно излагать свою одиссею. К его собственному удивлению, рассказ получался складный и последовательный.
Джастин внимательно слушал, прихмыкивая время от времени.
— Забавно, — сказал он, когда Тим умолк — Не всякий день такое услышишь. То, что тебя хотят завалить, сомнений не вызывает. Иначе бы на боеприпасы не тратились. Понятно так же, на кой ляд они над мертвецом поиздевались. Чтобы не скучно было. Ребята явно артисты в своем деле. Ясно и то, что ты, сукин сын, в рубашке родился. Или в бронежилете. Если все было так, как ты говоришь, сейчас одна твоя нога должна бы находиться на шпиле Эмпайр Стейт Билдинг, а другая — на Трафальгардской площади. Яйца же вообще могли на Венеру усвистать. А ты — целехонек. Но вот дальше — реальные непонятки. Во — первых, откуда взялся мертвец в богадельне? Ему-то так свезти не могло, нет? Почему, когда ты вновь с ним повстречался, ничего не произошло? И, наконец, кому вся эта суета вообще понадобилась?
— А я знаю?! — возмутился Тим — Ты, мать твою, умник, ты и соображай! — но, тут же остыв, добавил: — Клянусь тебе, Тициан, ума не приложу. Я живу тихо. В дерьмо стараюсь не лезть. Было бы что пожрать, девчонка какая-нибудь от случая к случаю, — и довольно с меня.
— Нет, должна быть причина! Да ты, видать, и вопросом-то этим не задавался, а, дружок?
— Не задавался! Мне выбираться нужно из задницы, а не выяснять, чья она! Плевать, чья, главное, чтобы меня в ней не было!
— Как сказал! — восхитился Джастин — Красавец! Но идиот. Ну, выберешься, ну, свинтишь куда подальше, а где гарантия, что тебя не найдут? По всему видать, крепко за тебя взялись! И, представь, рыщет эта задница в поисках тебя, все голодней и злее становится… — Чуешь, что будет, когда найдет?