Комплекс Наполеона
Шрифт:
— Скорее всего, не убивал, — согласно кивнула Ярослава. — Но были и другие люди — у которых, кстати, имелись мотивы для того, чтобы совершить это преступление. И эти люди будут вызваны в качестве свидетелей.
Я понимала, про кого она говорит — оставались у нас до начала судебных прений еще Антонина Губанова и Ирина — по иронии судьбы — тоже Губанова. Но сначала нужно было до конца разобраться с сыном и матерью.
— Подождите, коллега, — остановил Ярославу судья. — Подсудимая, вы не отрицаете, что являетесь матерью Андрея Никифорова и четырнадцать
Варвара Михайловна только кивнула и затряслась в рыданиях.
— Это все мать меня заставила, — проговорила она. — Я же тогда молоденькая совсем была — пятнадцать лет! Ну, потеряла голову, дурочка, заморочил мне голову один тип, так ведь у всех ошибки бывают! А когда поняла, что беременна, боялась матери признаться, так и терпела до последнего. А дальше уже делать нечего было — только рожать. А я же несовершеннолетняя была… Вот мать все документы и оформила, так что я своего сыночка даже не видела и не знала, куда его увезли. Это уж потом, перед смертью, мать мне все рассказала. И бросилась я его разыскивать. Пришла к Аделаиде и в ноги упала, чтобы та на работу меня взяла! Хоть горшки мыть!
— Пожалела я тебя, — тихо проговорила с места Аделаида Анатольевна.
— Ада, Ада, — прижала руки к груди Варвара Михайловна. — Я ж тебе благодарна по гроб жизни за это буду! Я же потому и молчала, всегда тебя покрывала, Ада, ты же помнишь! И здесь бы ничегошеньки не стала говорить, если бы Андрюшки это не коснулось!
— Скажите, подсудимая, а откуда вы узнали, что ваш сын — именно Андрей Никифоров? Вам об этом Морозникова сказала? — спросил судья Волохов.
— Нет, — покачала головой Никишина.
— Да как я могла сказать? — пожала плечами Аделаида Анатольевна. — Я на это никакого права не имею. Я ей сразу сказала: на работу возьму, но кто твой сын — не спрашивай.
— Так как же вы узнали?
— Так он же похож на того… На отца своего, — смущаясь и в то же время с улыбкой сказала Никишина. — Я, как его увидела, так сразу и поняла. И фамилия похожая получилась, и Андрюшкой это я его назвала, в роддоме так попросила… Все сходилось.
— А откуда Андрей Никифоров узнал о том, что вы его мать? — продолжал Волохов.
— Так я сама ему рассказала! — Варвара Михайловна повернулась к Аделаиде Анатольевне: — Ада, ты прости меня, ради бога, не выдержала я! Сердце мое материнское не выдержало!
— Где оно у тебя, сердце-то было, четырнадцать лет назад? — злобно кинула реплику с места Сокольникова. — Когда ребенка своего бросала?
— Я не бросала! Разве бы я бросила, если бы мне лет побольше было? Если бы у меня хоть заработок какой-нибудь был! — в отчаянии вскричала Варвара Михайловна.
— Порядок в суде! — глядя на Сокольникову, постучал молоточком судья.
— Не захотела — не бросила бы! И теперь тебя посадят, и правильно сделают! С такими только и надо так поступать, дура припадочная! Все овечкой прикидывалась, вот и доприкидывалась! — выкрикнула Сокольникова. — Еще и на меня пыталась кидаться!
— Так, Валерия Георгиевна, это было ваше последнее выступление, — хмуро проговорил судья Волохов. — Я постановляю удалить вас из зала до конца заседания!
И он громче, чем обычно, шарахнул молотком по дощечке. Сокольникова медленно поднялась и, гордо вскинув голову, прошествовала к выходу под злорадное тихое хихиканье Аделаиды Анатольевны.
— Мне и самой здесь противно оставаться! — не выдержав, кинула она уже у дверей, за что не выдержавший Волохов тут же наложил на нее еще один штраф в размере тысячи рублей. Валерия Георгиевна бегом выбежала из зала, уже не сдерживая злых слез.
— Продолжаем заседание, — вздохнул Волохов. — Я, признаться, думаю о том, как же сложно работать с детьми, если даже взрослых людей приходится утихомиривать подобным образом. Наверное, нужно создавать какие-то курсы воспитания для взрослых!
И он неожиданно улыбнулся. Невольно его поддержали и Ярослава, и присутствующие в зале. Только прокурор Генин оставался абсолютно серьезным.
— Все это, конечно, интересно, — заявил он. — Но пока что невиновность подсудимой не доказана!
— Так же, как не доказана ее виновность! — парировала Ярослава Ярошенко. — И сейчас я прошу вызвать следующего свидетеля — Ирину Викторовну Губанову.
При этих словах Владислав Губанов заволновался и уставился в сторону двери, в которую вскоре вошла его нынешняя супруга. Она встала за кафедру со спокойным видом, но я знала, что в душе она нервничает.
Губанова спокойно сказала, что знала о том, что ее муж собирается забрать из детского дома своего сына и что она сама относилась к этому нейтрально. В Тарасове она никогда не была, никого из присутствующих в зале, кроме своего мужа, не знает, с директором детского дома никаких дел не имела.
— Вопросы к свидетелю есть? — уточнил судья.
Генину вообще было нечего спрашивать у Ирины Викторовны, у Ярославы покуда тоже вопросов не имелось, и она попросила вызвать Антонину Губанову. Причем, как я заметила в начале процесса, Анатолий Головлев тихонько прошел в зал и скромно занял место среди зрителей. Он не был заявлен свидетелем ни со стороны обвинения, ни со стороны защиты, а присутствовать на процессе ему явно хотелось. До поры до времени он сидел молча и даже, как мне показалось, подремывал, теперь же, когда в зал тихо и неуверенно вошла его сожительница, он оживился.
Чуть приподнявшись на стуле, он подмигнул Антонине и бодро показал ей кулак со вздернутым вверх большим пальцем, что, должно было, видимо, означать: «Не дрейфь, Тонька, мы им всем покажем!»
Антонина встала за кафедру и украдкой бросила взгляд на Владислава, но лицо того оставалось непроницаемым.
— Скажите, свидетель, — обращаясь к Антонине, взяла с места в карьер Ярослава, — знаком ли вам кто-нибудь из сидящих в этом зале? Посмотрите внимательно.
Антонина обвела глазами присутствующих и сказала: