Компромат на президента
Шрифт:
В гробовом молчании Хайновский покинул помещение. Постоял, заложив руки за спину, у стойки бара. На прикрытой салфеткой тарелке лежал двумя стопками подсохший хлеб – белый и черный. Михаил Изидорович устроился на лавке на носу корабля. У самого борта сновали невзрачные утки.
– Жрать хотите? – прошептал Хайновский, перегибая ломтик батона.
Утки тотчас оживились, каждая птица хотела оказаться поближе к борту. Вода буквально закипела под перепончатыми лапами.
Хайновский бросил хлебную корку подальше от корабля, вся стая тут же устремилась за
– Борьба за ресурсы, – смеялся, указывая подошедшему Порфирьеву пальцем на уток, Хайновский, – когда хлеба мало, они готовы убить друг друга, хоть и не слишком голодны. Азарт. Ты, кстати, почему не с ребятами? Каждому из них есть над чем подумать.
– Не хочу мешать. При мне они открыто не поговорят.
– Тоже правильно. Ты-то как решил?
– Я с вами до конца.
– Почему? Только предельно честно.
– Кому нужен будет начальник охраны, бросивший хозяина в трудное время, – осторожно ответил Порфирьев.
Хайновский погрозил ему пальцем и тут же протянул руку, коротко пожал ладонь в знак благодарности за искренность.
– Ценю открытость. Про Ладу можешь забыть. В ближайшее время она меня не интересует.
– Странное дело, машину того типа мы так и не смогли пробить, а поисками Лады вовсю занимается ФСБ.
– Тем более держись от нее подальше. А теперь подумай, что станут делать утки, если я брошу им все сразу? – и, не дожидаясь ответа, Хайновский перевернул тарелку над водой.
Утки набросились на хлеб, но почти тут же охладели к еде, плавали, лениво поклевывая размокавшие в воде куски.
Охранники на причале разбились на небольшие группки по три-четыре человека и переговаривались. Ни у кого на лицах, естественно, радости не было. Были и такие, кто прослужил у Хайновского по десять лет, никому не хотелось ломать установившийся образ жизни.
– Я слышал, – шептал невысокий, с азиатским разрезом глаз охранник своему приятелю, – что Хайновского подержат в тюрьме недолго, пока он не отдаст государству контрольный пакет компании, а потом выпустят.
– От кого слышал? – без особого энтузиазма уточнил бывший десантник.
– У моей сестры муж в суде работает, – похвалился «азиат».
– Знаю я про него. Только суд-то хозяйственный. Я больше в то верю, что сам Хайновский говорит. Не стал бы он предлагать уйти, если бы не был уверен, что теперь уж все, каюк.
– Испытывает, проверяет, хочет найти тех, кто за ним в огонь и в воду готов пойти.
– Ты-то сам как поступишь?
– Я? – «Азиат» выжидающе косился на других охранников, отвечать первым ему не хотелось. – Остаюсь.
– Хотел бы я знать, как Порфирьев решил; он всегда чует, откуда ветер дует.
«Азиат» глянул на часы:
– Десять минут на исходе, – он отправил окурок щелчком в воду и поднялся на палубу.
За ним поднялись еще пять охранников, другие колебались, но, увидев, как Порфирьев вместе с Михаилом Изидоровичем направляются
– Я понимаю, что вы свой выбор сделали? – крикнул начальник охраны оставшимся на причале.
Никто не ответил, смотрели себе под ноги. Порфирьев прикрыл дверь в надстройку, повернул ручку жалюзи. Хайновский обвел людей веселым взглядом.
– Думал, что вас окажется меньше. Приятно, если кто-то верен тебе, пусть и за деньги.
– Как можно, Михаил Изидорович, мы же столько лет… – хотел возмутиться Порфирьев.
– Быть верным за деньги еще труднее, чем из любви и уважения, – Хайновский вытащил из внутреннего кармана пачку долларов, разорвал бумажный банковский ободок.
Он обошел всех охранников, каждому собственноручно вручил по две стодолларовые купюры.
– Теперь без обид и претензий. Николай, распредели оставшиеся и возвращайся ко мне.
Порфирьев, что касалось его работы, действовал всегда быстро и решительно, вскоре у машины олигарха осталось двое охранников, еще двое ждали в машине сопровождения. Николай и Хайновский прохаживались по палубе.
– Честно говоря, я бы мог с сегодняшнего дня вообще обходиться без охраны, это у ФСБ и правительства голова должна болеть, чтобы с меня ветром лишний волосок не сдуло, – Михаил Изидорович пригладил поредевшие волосы.
Порфирьев хмыкнул.
– Всякое может случиться.
– Само ничего не случается, – Хайновский заговорщицки подмигнул, – ты, Николай, должен срочно найти одного человека. Но об этом будем знать только я, ты и пара ребят из охраны.
И хоть они были на палубе только вдвоем, Хайновский наклонился к уху начальника охраны и зашептал. Его толстоватые влажные губы кривились от напряжения. Лицо Порфирьева с самого начала выражало недоверие, не проникся он услышанным и к концу разговора.
– …не знаю… мне кажется, это не сработает.
– У тебя есть другие варианты?
– Нет, – вынужден был признать Николай.
– Значит, действуй.
В больших городах люди стараются не обращать друг на друга внимания, словно вокруг них не живые братья по разуму со своими заботами, бедами и желаниями, а деревья. Даже через пьяного обычно переступают, как через бревно. Только и следят за тем, чтобы не столкнуться да не наступить на ногу.
Порфирьев уже и забыл, когда последний раз ездил на электричке, в троллейбусе, в трамвае, когда спускался в метро, да и просто ходил по улицам. Должность начальника охраны олигарха требовала во всем повторять маршруты хозяина, в определенном смысле жить его жизнью. С той только разницей, что, когда Хайновский получал от этой жизни удовольствие, Порфирьев не мог себе позволить и рюмку пригубить. Николай шел по Ленинградскому проспекту и внимательно присматривался к прохожим. Если другие мужчины его возраста иногда бросали взгляды на хорошеньких женщин, то Порфирьева сегодня интересовали исключительно мужики.