Компромат на президента
Шрифт:
– Это ты себе не принадлежишь, а я… – Хайновский задумался, махнул рукой, – ладно, передай, что я спокойно сдамся.
– Вот это правильно, – заискивающе улыбнулся Липский, – я знал, что ты так скажешь. Ты же человек бизнеса, а не боец.
– Значит, завтра?
– Завтра. Ты не переживай. Все после уляжется. Подержат, постращают, должна же власть народу потрафить, а потом и выпустят. Многое потеряешь, но зато тебя в покое оставят.
Хайновский качнулся.
– Хреново мне, Семен. Если б ты только знал, как
– Что же сделаешь? Все пережить надо. Думаешь, я не понимаю, что, когда с тобой закончат, за меня или кого другого возьмутся.
Михаил Изидорович прикрыл лицо руками, прошептал из-под пальцев:
– Оставь меня. Надо побыть одному.
– Но ты обещаешь, что глупостей делать не станешь? Власть, она строптивых не любит.
– Какие глупости? Я не Александр Матросов, чтобы на амбразуру бросаться.
– Вот и хорошо, вот и отлично, – приговаривал Липский, пятясь от Хайновского. – Братин потом все сделает, чтобы тебя вытащить. Счастливо, Михаил. Или, может, вместе поедем? Один ты побыть успеешь.
– Нет. Смену охраны дождусь и поеду.
Липский, пригнувшись, сбежал с трапа, оглянулся. Михаил Изидорович, нахохлившись, по-прежнему сидел на носу теплохода, на ветру раскачивался голый крючок. Семен Липский забрался в машину и, даже не дождавшись, пока «Аэлита» скроется из глаз, позвонил Братину:
– Все нормально, он потерян, раздавлен. Так и передай.
Хайновский отнял ладони от лица, на его губах блуждала хитрая улыбка, он поманил к себе пальцем Порфирьева, тот приблизился.
– Липский слово в слово повторил то, что сказали тебе.
– Значит, правда.
– Дашь знать Цирюльнику в Швейцарию, чтобы позвонил мне, как договаривались. Телефоны мои прослушиваются?
– Все до единого.
– И это хорошо. Мужичка своего готовь. Смотаешься со мной до дома и возвращайся. Приедешь с самого утра, раньше других, к восьми.
– Это уж как положено.
Подъехал джип со сменой охраны. Хайновский собственноручно расплатился с ребятами за отработанный день, от него не ускользнуло, что все отводят глаза, когда берут деньги.
«Значит, знают, что в последний раз», – подумал Михаил Изидорович, забираясь на заднее сиденье.
Водитель выждал паузу, обернулся:
– Вы не сказали, куда ехать, Михаил Изидорович.
– В самом деле? Задумался. Ну, конечно же, на шоссе Энтузиастов, давно не был на той квартире.
Шофер не выказал удивления, хотя и не мог предполагать, что Хайновского потянет именно в ту сторону. Квартиру на шоссе Энтузиастов он купил полтора года тому назад и с тех пор бывал в ней всего трижды.
– За нами увязались, – сказал шофер хозяину, когда выехали на магистраль, – от самой набережной, особо не прячутся. Попытаться оторваться?
– Не надо, пусть себе едут. Работа у них такая, – на ладони Хайновского лежал мобильник.
Трубка вздрогнула, зажужжала,
– Привет, – довольно бодро ответил опальный олигарх.
– Жить еще не устал?
– Пока – нет. А вот что будет завтра – не знаю.
– Завтра никогда не наступает, – засмеялся Цирюльник, – проходит день, и оно уже называется «сегодня». Ты где завтра с утра будешь?
– В Москве, у себя на Энтузиастов. К девяти утра планирую из дома выехать, а потом ты меня вряд ли найдешь, колесить по городу буду.
– Дела, дела… – вздохнул Цирюльник, – тогда я к половине девятого к тебе человечка пришлю, он тебе пару старинных монет передаст.
– Какие монеты?
– Ну помнишь, они тебе у меня в Швейцарии приглянулись. Солид Речи Посполитой 1648 года и шведская крона времен Сигизмунда Вазы. Я-то все помню. Расстарался, заказал, и нашли в Москве для тебя такие же две. Их-то в твоей коллекции и не хватало. Отказываешься от подарка?
– Может, и не ко времени твой подарок пришелся, но все равно, спасибо. Буду ждать твоего человечка. Сколько я тебе должен?
– Монеты копеечные. Я же сказал, подарок. Будь здоров и свободен, как ветер.
– Сам дурак, – рассмеялся в трубку Хайновский.
Машина уже заворачивала во двор старого довоенного дома на шоссе Энтузиастов. Следом за эскортом Хайновского заехал во двор и темно-синий микроавтобус, сопровождавший олигарха от самой набережной. Порфирьев покосился на наглеца.
– Подойти к ним? – спросил он у хозяина.
– Я сам. – Хайновский в сопровождении Порфирьева приблизился к машине.
Водитель за рулем микроавтобуса заерзал, в его практике это был первый случай, когда преследуемый сам шел на контакт.
– Ты бы не мог уехать? – довольно любезно предложил Хайновский.
– А что такое? Я по заказу приехал.
– Только не рассказывай мне, что привез ставить дверь или окна. У тебя же на лице написано, что за мной следишь. Старший в фургоне? – Михаил Изидорович ударил кулаком в гулкий фургон, оттуда никто не отозвался.
– Мужик, ты чего? – все еще пытался поддержать свою легенду водитель. – Я по заказу. Жду.
– Заказ твой я знаю. Эй! – Михаил Изидорович обошел фургон, постучал в дверцу, подергал ручку. – Отоприте!
И вновь из фургона не донеслось ни звука. Водитель хотел выйти из кабины, но Порфирьев приподнял руку, показывая, что делать этого не стоит.
– Господа, можете спать спокойно. До самого утра я не собираюсь выходить из дома, – произнес Хайновский, привстав на цыпочки, так чтобы его губы оказались на одном уровне с вентиляционной решеткой, – не хотите разговаривать, ну и не надо, но на вашем бы месте я открыл хотя бы люк, у вас страшно накурено, – и Михаил Изидорович двинулся к подъезду.