Кому на Руси сидеть хорошо? Как устроены тюрьмы в современной России
Шрифт:
— Вы отбывали наказание в той самой ангарской ИК-15, ставшей известной на всю страну из-за беспорядков?
— Да, я был осужден в 2019 году за мошенничество и в декабре попал в колонию в Ангарске.
— Что она из себя представляла до бунта?
— Да обычная колония, не пыточная. Я добросовестно работал на «промке» — то в вагоностроительном цеху, то на свиноферме. Выплачивал иск. Родственники приезжали на свидания. Месяца за три до бунта нам сообщили, что скоро придет новый начальник управления ФСИН Сагалаков и все поменяется. Типа, будьте готовы ко всему. «Кому остался большой срок, крепитесь и терпите». Так было сказано. Накануне
— Кому он был нужен?
— Мое личное мнение: тем, кто хотел скрыть нарушения, которые были в колонии. Я смотрел потом перечень оборудования и вещей, которые якобы сгорели. Многого из того, что в списке, в действительности вообще не было в колонии.
Я даже сейчас боюсь вам наговорить лишнего. У меня семья, так что есть повод опасаться.
Из досье
Бывший начальник колонии № 15 Андрей Верещак в 2022 году был помещен в СИЗО № 1 Иркутска. Он проходит обвиняемым по двум уголовным делам — о превышении должностных полномочий и о взятке в размере 1 миллион рублей. Интересно, что в том же СИЗО, где он находится в ожидании суда, оперативником работает его сын. Верещак-старший сидит, а Верещак-младший — охраняет.
— Как развивались события перед погромом?
— Все началось с «погрома под крышей» — с помещения, где сидят злостные нарушители. Нас, работяг, это никак не касалось. Вроде все утихомирилось.
На следующий день мы, как обычно, вышли на работу. Отработали. Вечером все строимся на плацу. Оказалось, что большинство осужденных стояли там почти весь день. Приехало начальство. Сагалаков, и его заместители, и вроде как кто-то из Следственного комитета. Идут переговоры.
И вдруг появились несколько сотен сотрудников спецназа в щитах и шлемах, с дубинками. И потом мы видим, что горит коттедж из кедра. Он был идеально собран, его должны были разобрать и увезти домой к начальнику колонии. И вот этот коттедж полыхнул. Рядом лежали штабеля леса — березы, осины. Огонь перебросился на них. Потом ПТУ начало гореть, скотоферма, где был большой коровник, и амбар с сеном.
Мы побежали тушить. Спасли все, что можно было спасти своими силами. Возвращаемся и видим, как нам навстречу на промзону идет толпа осужденных. У кого-то были видны порезы — шея, живот, руки… Огонь тем временем распространяется. Все в дыму, все горит. Кошмар. Ну а потом нас всех без разбора спецназ стал избивать дубинками, повалил на землю, раздел догола. Мне сломали руку…
Всех в автозак. Помню, рядом с машиной стояла женщина из спецотдела. Каждый должен был подбежать к ней в совершенно обнаженном виде, назвать свою фамилию и забежать в автозак. Невозможно было задавать какие-нибудь вопросы: куда везут, зачем? Страшно. И нас вывезли из колонии в СИЗО-6 и СИЗО-1.
— Вы попали в СИЗО № 6?
— Да, нас там было 300 человек. Под ангарских выделили специальный пост, где начальником был Луковский. Отношение с самого начала было ужасным — постоянные избиения, унижения. Нам говорили: «А что вы хотите? Вы же из ангарской колонии, где был бунт!» Виноват ты в этом бунте или нет, неважно: относились ко всем одинаково. Доходило даже до того, что нам не давали бриться по месяцу, пока борода не отрастет, а потом на всю камеру (шесть человек) выдавали один станок и говорили: «У вас полторы минуты». Мы спешили, резались. Кто не успевал побриться, того избивали
— Вы официально признаны потерпевшим по делу о пытках?
— Да. В уголовном деле несколько эпизодов. Больно вспоминать те события и всех, кто принимал в них участие.
Луковский был начальником корпуса, в котором без его ведома ничего не делалось. Когда утром он заходил на просчет (проверка наличия осужденных. — Прим. авт.), играла песня «Василиса». Это потому, что его звали Василий Васильич. Выводили на прогулку под лозунг, который он придумал лично. Я его никогда не забуду. «Мы долго режим нарушали, себя непристойно вели, теперь ПВР уважаем, порядок в душе навели, мы верим в благую идею, идем к искупленью вины, для жизни найти панацею поможет начальник тюрьмы». И три раза кричали «ура».
Утром, при проверке, мы должны были выкрикнуть доклад во все горло. И если что-то было не так, нас избивали киянкой (это такой деревянный молоток). По разным частям тела — по голове, рукам, ногам.
Камеры регулярно обходил медик, который видел наши телесные повреждения, но ничего не фиксировал. А начальник санчасти видел даже, как нас бьют молотком, и улыбался при этом. Потом я его встретил в колонии-поселении, куда меня перевели, спросил: «Вам не стыдно мне в глаза смотреть?»
— И что он ответил?
— «А что я сделаю, у меня приказ».
— Вашу руку, судя по ее нынешнему состоянию, не пытались лечить?
— Нет, гипсовать не стали. Кости срослись неправильно. Мне не давали обезболивающих. У меня и нога была сломана, и ребра. Я сильно пострадал. «Разработчики» (так называют осужденных, которые выполняют задания администрации по «воспитанию» других арестантов. — Прим. авт.) били на каждой прогулке так, что у меня из уха кровь шла (повредили барабанную перепонку). До сих пор плохо слышу… Я просил врачей посмотреть, а они говорили: «Будет письменное распоряжение генерала Сагалакова о том, что вам можно оказывать медпомощь, тогда окажем». Мы понимали, что это незаконно, но куда жаловаться?
— Насилие происходило в отдельном помещении?
— Да, там были «разработчики». Двое или трое. Я так понял, было некое распоряжение: сколько человек и когда пытать. Что ты дал показания, что не дал их — все равно какое-то количество людей они должны были вывести и мучить. Один из начальников лично присутствовал при всем и говорил: «Сильнее!», когда использовали швабры, деревянные палки. Помню сцену, как при мне происходило надругательство над человеком, а этот начальник наблюдал и ел банан. Помню его слова: «Это будет с каждым, если сейчас неправду скажете». Над кем-то совершают надругательство, а на кого-то сам вид насилия оказывает психологическое давление. Мы присутствуем в этот момент, мы и видим, и слышим.
— Были какие-то изощренные пытки?
— Да, они подбирали под каждого… Говорили, что, мол, это распоряжение генерала Сагалакова.
— Выглядит так, будто они специально называли эту фамилию.
— Я не знаю, зачем они это делали.
Из досье
11 марта 2022 года Кировский районный суд города Иркутска избрал меру пресечения замначальника отдела режима и надзора СИЗО № 6 Дмитрию Барояну. Он обвиняется в совершении преступления по части 3 статьи 286 УК РФ («Превышение должностных полномочий») и части 2 статьи 132 («Насильственные действия сексуального характера группой лиц по предварительному сговору»). В постановлении суда приводятся фамилии трех потерпевших, в их числе Покусаев.