Кому на руси жить
Шрифт:
– Ладно, пошли встречать, выясним чего хотят. Рыкуй, будешь говорить с ними сам, пока не маякну.
Рваный хоть и считает себя превосходным оратором, но мне, пережившему десятки забитых “стрел”, грех жаловаться на отсутствие дара убеждения. Прощупаем настрой, время потянем, зубы позаговариваем, а там видно будет. Главное базарить на доходчивом для них языке, без современного мне слэнга.
У ворот мы вшестером с Липаном, Шепетом, Ноздрей, Рыкуем и Козарем. Окромя оружия с нами круглые щиты сбитые из вязких липовых досок, плоские, шириной в пол-обхвата, обтянуты толстой
– Эй, за воротами!
Голос сильный и чистый как у певца из хорошей филармонии.
Я мотаю головой: не отвечаем, пущай проорется.
– Эй, там, в усадьбе!
Раздается грохот кулака по деревянным доскам ворот.
– Живые есть?! Отзовитесь! Эй!!! Отворяйте, не то рубить зачнем!
Снова сильный стук от которого тяжелые ворота ходят ходуном.Настырный какой! Чего ж так долбить, может дома никого нет...
Я даю отмашку.
– Чего надо? – подает недовольный голос Рыкуй.
– Вы чего заперлись?
– Собаки бродячие шныряют, на двор забегут – скотину попортят. Да и боярыня велела никого не пущать. А вы чего ломитесь?
Снаружи продолжительное молчание.
– Ты все еще десятник, Рыкуй? Совсем дела в вашем Вирове плохи, коль одноруких в десятниках держат? Отвори-ка калитку, поболтаем.
Рыкуй слегка удивлен факту, что его признали по голосу. Что ж, первый контакт состоялся и то хорошо. Я киваю, дозволяя убрать засов.
Со стороны улицы в приоткрытую Рыкуем дверцу прекрасно виден фасад терема с красным крыльцом, почти все постройки и большая часть подворья с колодцем посредине. Нам со двора отлично видно стоящего без оружия в руках гостя. Я не спускаю с него глаз. Крепок. Грудь широкая, шея толстая. Пшеничного цвета вислые усы, щеки голые, серые глаза здорово контрастируют с общим фоном прокопченного солнышком, немного вытянутого лица со знаками трудной судьбы в виде двух шрамов на скуле и на лбу.
А настолько классной зброи я еще не видел. Сапожки высокие, широченные штаны цвета детской неожиданности, кольчуга почти до колен, а поверх нее жилетка металлическими квадратиками исшитая, наподобие панциря с овальными металлическими пластинами на плечах. Руки до локтей в железных чехлах из двух продольных половинок. Шлем остроконечный с железными очками полумаски сдвинут высоко взопревший на затылок. И все на нем ладно, ремешок к ремешку, железка к железке. Слева на поясе меч в расшитых серебряной нитью ножнах, справа – топорик и нож, за спиной круглый щит. За предводителем полукругом в положении «вольно» стоят плечистые, гладковыбритые добры молодцы с равнодушными лицами.
Полочанин обегает быстрыми глазами все, что удается углядеть с его позиции и больше во двор не смотрит. Я так понимаю, все, что ему нужно, он за эти секунды уже высмотрел. Мгновенно срисовал наше расстановку (по-моему вполне грамотную) расположение построек, подходы к дому.
– Не десятник я давно, Вендар, – отвечает Рыкуй с невеселой усмешкой. – Какой мне... Вот наш десятник, Стяром кличут.
Встретившись со мной взглядам, Вендар тут же переводит глаза снова на Рыкуя.
– И как он, хорош?
– Не плох.
– Добро, коль
Ну и идиот же я! Целый спектакль развернул, а про себя забыл! Ну а как мне ногу больную спрятать, сидеть что ли всегда, щитом прикрывшись? Надо было Рыкуя десятником представлять, больше б толку было.
Рыкуй что-то еще толкует предводителю полоцкого отряда, тот уже не слушает – смеется:
– Хорошая тут у вас подобралась дружина! Хромой, кривой, безрукий да и большинство других оружие, вижу, впервые нацепили. Грозная сила!
Рыкуй не ведет и бровью, в свою очередь интересуется:
– У тебя гляжу тоже молодь одна. Разве не осталось у Рогволда бывалых мужей?
Без тени смущения Вендар с гордостью в голосе объясняет, что эти молодцы не хуже бывалых, прекрасно обученные, сильные, выносливые и ловкие воины, а то, что в бою настоящем еще не вертелись, так это дело наживное.
– Рогволд большую половину своей дружины сыну старшему отдал. Княжич киевский Святослав подсобить просил, вот он Рагдая ему в помощь и послал.
– Вырос, значит, Рагдай, – задумчиво говорит Рыкуй.
– Что ты! Богатырь, воин! Они со Святославом не разлей вода, вроде братьев названных и Икмор с ними третьим. Заезжали недавно в Полоцк, как раз опосля похода на козар. Целую седмицу резвились, едва детинец не пожгли.
Рыкуй усмехается, одобряя молодецкую удаль.
– Как воюют, так и гуляют.
– Твоя правда, – цокает языком Вендар. – Со Святославом высоко взлететь можно как и в пропасть пасть глубокую, больно уж отважен...
– Я слыхал с тобой урманы...
Щека Вендара дергается в гримасе неприязни.
– Не со мной, с боярином вашим, а может и вовсе сами по себе, кто этих рыбоедов разберет. Я их не касаюсь, они – меня.
– Минай нам не боярин, Вендар, – резко отрезает Рыкуй.
Вендар с деланным безразличием пожимает плечами.
– Князь Рогволд так решил, я тому свидетель. Боярин нас вперед послал, сам скоро прибудет.
– Пощупать послал? Нечего ему тут делать, можешь так и передать.
– С хозяйкой усадьбы встретиться желает, дары готовит, телегу уже нагрузили, вторую набивают. Желает вместе с вотчиной и жинку унаследовать, говорят, давно по вдовице вашей воздыхает.
– Харей он не вышел боярыню нашу в жены брать!
– Это не тебе решать, – совершенно другим, жестким голосом произносит полоцкий десятник, а я в это время чуть вместе с костылем на землю не падаю.
Какого хрена?!
Ушам своим не верю! Так это все из-за женщины? Круговерть с разбойниками, серебром, урманами – банальное “шерше ля фам”? Этот придурок Минай взял и легко разменял родного братишку на бабу? Вот так комбинатор! Как все просчитал! На берегу озера говорил, что не серебро ему нужно, я подумал тогда, что возвыситься хочет, власти возжелал до боли в зубах. Оказывается, совсем в другом месте свербит у Миная. Ну и фрукт! А я еще думал зачем ему в эту дыру возвращаться? Сделал тебя князь боярином – сиди себе в Полоцке, радуйся жизни. А оно вон чего, зазнобу пришел завоевывать...