Кому в навьем царстве жить хорошо
Шрифт:
На дворе уж светать начинает, птицы голоса пробуют. Коротка вешняя ночь, да беглецам любой мало будет. Где бегом, где ползком — добрались до конюшни. Конюху Муромец только булаву пудовую показал — тот так без чувств и повалился. В углу солома заворошилась, Волчок вылазит, отряхивается:
— Что-то припозднились вы, я уж сам хотел бежать-выручать!
— Набегаешься еще, герой!
Оседлали друзья коней, из конюшни вывели. На меня же страшилище двухголовое мчится, шестью ногами
— А ты кто таков будешь, зверь невиданный, чудище неслыханное? Куда коня моего богатырского подевал?
Отвечает мне зверь невиданный, чудище неслыханное:
— Ты что, хозяин, окосел аль белены объелся?! Я ж и есть конь твой богатырский! Садись скорей да поскачем вон из царства навьего!
Сверху доносится:
— Своих уже не узнает! Не к добру!!! Кончается, поди! Кар-р-р, кар-р-р!
Поднял я голову — все небо в воронах. Бр-р-р… Помотал головой — давай на коня садиться. Сивка мордой меня подпихивает, бранится:
— Хвост-то отпусти, он не для поводьев привешен! Вот уж горе мне с тобой, во хмелю и то задом наперед не садился, со стоячего не падал!
Алена помочь вызвалась, подсадила и сама за спиной уселась, поводья взяла:
— Свезешь двоих, конь говорливый?
— Свезу, как не свезти — с четырьмя рысью иду, под десятью не падаю! Можешь еще Семин осот в тулупе позади пристроить, он легонький!
Вывели мы коней за ворота, подхлестнули для задора и помчали во весь лошадиный скок, конскую прыть.
Чуют кони беду, из кожи вон лезут, оглянуться не успели — места обжитые минули, прямая дорога к горе заветной протянулась. В чистом поле ветер разгулялся, траву клонит, вслед улюлюкает. Ворон над нами кружит, погоню высматривает. Куст рукавами машет разудало, я попеременно то влево, то вправо сползаю; хорошо, Алена начеку, не дает упасть.
Обдуло меня ветерком — вроде оклемался, сам поводья подобрал. Хотел Соловью чуб исправить, да тот отказался:
— Привык я к нему, да и голове посвободней. Ты мне лучше усы в пару отпусти.
Уважил.
Скосил Соловей глаз, вздохнул:
— Покамест сойдет, а на досуге заново попытайся…
Скоро царь спохватился, десяти верст проскакать не успели. Вранко весть дурную приносит — других не умеет: летят ковры с дружинниками, побольше дюжины, настигают, как конный пешего, скоро нас приметят.
Заголосила было Алена:
— Сема, лучше заруби меня на месте, я им живой не дамся!
Заткнул я ей рот, велел всем спешиться. Подивились побратимы, да послушались, хоть на голову мою с опаской и поглядывали.
Поднапрягся я, обернул коней деревьями, друзей пнями, пса с вороном —
Алена из крапивы сама выбраться не может, стоит боса на одной ноге:
— Ты, Сема, это нарочно!
— Да уж не нарочней колокольчика оброненного!
Все-таки пожалел ее, вынес на траву. Вскочили мы на коней, поскакали дальше.
Волчок язык высунул, едва за нами поспевает:
— Вахрамей не дурак, узнает про лес в неурочном месте и завернет дружину!
— Еще один вещун выискался!
Едва пять верст одолели, опять ворон знак подает: нагоняет нас дружина вахрамеевская, ковров вполовину прибавилось…
Обернул я коней озером, себя с побратимами — карасями златоперыми, собаку камнем, ворона малым зябликом, Алену — кустом ракитовым.
Примчалась погоня к озеру — нет дальше дороги. Порыскали-порыскали, притомились, справили у куста малую нужду и обратно полетели.
Зяблик им вслед:
— Наша взяла! Не к добру! Кар-р-р, кар-р-р!
Только Алена не рада — стоит, руки растопыривши, парни со смеху покатываются.
— Ну Сема!!!
— Вон ручеек в траве журчит, мы обождем…
— Ты нарочно!!!
— Окстись, царевна, кто ж мог такое подумать?!
Не поверила-таки Алена, вздыхает:
— Ох и злопамятный же ты, Сема… Ну хочешь, прощения у тебя попрошу?
— Ну попроси, попробуй, а мы послушаем, — подсмеиваюсь я. — А там сообща решим, казнить али миловать.
Фыркнула Алена обидчиво, отвернулась, руки на груди переплела. Потом все-таки одумалась:
— Ну Сема, ну прости… пожалуйста…
— Вот то-то же!
Только на коней садиться — лягушка выше травы скачет-поспешает, квакает истошно, чтобы приметили. Наклонился Муромец с коня, подхватил царевну прыгучую, к груди прижал, расцеловал на радостях — глядь, Любуша у него на коленях сидит, улыбается застенчиво.
У нас глаза на лоб полезли, Вранко крыльями хлопнул, чуть с плеча моего не свалился:
— Глянь-кось, что любовь с лягушками делает! Не к добру!!! Кар-р-р! Кар-р-р!
Чудеса чудесами, а мешкать не след. Погнали мы коней во весь дух, еще семь верст отмахать успели — приметил что-то ворон, над головами низенько пронесся, ветром обдал:
— Настигает нас воинство летучее, числом вдвое против прежнего, впереди сам Вахрамей летит, сабелькой машет! Кажись, недоволен чем-то… Не к добру!!! Кар-р-р, кар-р-р!