Кому я должен? Часть 2
Шрифт:
Курьер улыбнулся, будто мартовский кот, и глаза его стали смотреть куда-то внутрь себя, выдавая обращение к воспоминаниям. Руками он стал показывать на себе размер груди получателя денежных средств. Вряд ли он даже знал, что размер женской груди может выражаться в цифрах, и тем более он не знал, что означает каждая цифра, поскольку никогда не делал деликатные подарки в виде дорогого нижнего белья. Глядя на трясущиеся руки курьера и зачем-то сжимающие воздух пальцы, можно было бы предположить размер груди в диапазоне от второго до пятого. Интересно, кто была эта женщина? Курьер курьера, очередное звено в череде курьеров, призванное обеспечить
– Слушай, у меня к тебе дело очень серьезное, – я приобнял курьера как-то даже по-отцовски. – Я тут встрял немножко, одолжи мне денег, десятка нужна, на пару дней всего.
– Не, я сам на мели, да и вообще редко такие деньги водятся, так что извините.
– Да не спеши ты, дело-то серьезное, ну для меня серьезное, ты себе и представить не можешь насколько. Я понимаю, что у тебя нет столько денег, но у тебя же есть друзья, у твоих друзей есть друзья. Я уверен, что ты сможешь собрать. Я через неделю все верну с процентами и пиво поставлю.
Это отличный шанс для парня. Буквально в этот момент, в эту секунду реализовывались все его мечты, и сплетни о курьерской службе превращались в реальность. Он всего лишь одолжит мне десятку, и я буду… Я буду должен ему. И что это значит? Значит, я заставлю его доучиться, подыщу ему нормальную работу, познакомлю с кем-нибудь. Я уже представлял его рожу без прыщей, представлял, как он одет в шикарный костюм, дешевый, но качественно подделанный под бренды. Вот он уже с видом знатока размышляет о размерах сисек…
– Я что, похож на лоха?
Парень просто взял и разбил мои мечты о его светлом будущем. Это были не его бредовые желания, основанные на вере тому, что говорят ведущие ток-шоу на телевидении, и на мнении таких же придурков, как он, только на пару лет старше. Это были мои мечты, а моим мечтам свойственно исполняться. Тем более и желал-то я не так уж и много. А он взял и все разбил. И вот он стоит передо мной – прыщавый идиот, еще минуту назад мявший на себе виртуальные сиськи.
– Знаете, сколько я встречал таких умников, как вы? – парень явно старался выглядеть суровым. – И почему вы решили, что умнее остальных? Классная идея. Это я должен свою пятерку передать получателю, пятерку еще вам наварить, а потом…
Он продолжал о чем-то говорить, играя тембром своего голоса, видимо, стараясь быть убедительным, но, с другой стороны, понимая, что если он повысит на меня голос, то и схлопотать может. Я достал кошелек, отсчитал пять тысяч двести рублей и протянул ему. Не то чтобы протянул – просто повернул кисть руки с деньгами в его сторону. Он взял и стал старательно пересчитывать купюры, а я стал старательно припоминать, что где-то я уже видел точно такие же жесты.
– Здесь пять двести, – сказал он с вызовом в голосе.
– Я знаю. Я сказал тебе при встрече, что за опоздание недополучаешь
– Но вы мне обещали двойную цену, если я опишу получателя денег.
– Я тебя обманул, а ты мне поверил. И после этого ты еще спрашиваешь у меня, похож ли ты на лоха? – где-то в подсознании я заметил, что начинаю кричать на него. – Ты не просто похож, ты и есть лох. Самый настоящий лошара. И кого ты мне описал? Под такое описание каждая вторая шмара подходит. Ты даже размеры сисек не знаешь.
Я развернулся и быстро зашагал в сторону, где, как мне казалось, я оставил свою машину. Третьим глазом на затылке я видел, как курьер скривился в обиде и дергает своей ручкой в моем направлении, сжав ее в кулак и подняв средний палец.
Стрелка, указывающая на уровень топлива, показывала всего одно деление из восьми существующих. Я никогда не приезжал в Москву с пустым баком, стараясь заправиться еще на трассе на проверенных станциях, поэтому начал вспоминать, почему я не поступил сегодня, как обычно. Вспоминая, как я ехал и о чем думал в дороге, я решил, что просто я слишком увлекся, ну задумался, с кем не бывает, поэтому теперь вот стою в московской пробке почти с пустым баком бензина.
Проехав в непонятном направлении еще пару километров, я наконец увидел заправочную станцию. Бело-красный окрас явно был выбран неслучайно и был призван ассоциироваться с компанией «ЛУКОЙЛ», однако это была одна из многих «левых» заправок с паршивым бензином, название которой начиналось с нескольких букв, выбранных наобум, и обязательно заканчивалось на «ойл».
Обладательница светлых волос за кассой, как мне показалось, мило улыбнулась, увидев меня. А может, мне показалось. А может, мне хотелось, чтобы она мне улыбнулась, и поэтому мое сознание, стараясь быть услужливым, нарисовало мне ее улыбку, исказив реальность. А может, мне захотелось, чтобы она мне улыбнулась, и она, повинуясь силе моей мысли, улыбнулась мне вопреки своей воле.
– Девяносто второго на тысячу.
Ну вот опять, вот опять мне показалось, что она мне улыбнулась.
– Какая колонка? – прощебетала она милым голоском, забирая из моих рук пятитысячную купюру.
– Не знаю.
Она стрельнула глазками за мое плечо, посмотрев расположение моего авто, и принялась что-то набивать в компьютер. Довольно милое создание, скорее всего, совсем недавно работает в сфере услуг, поскольку и голос, и мимика казались достаточно живыми, а не были той непробиваемой маской с нестираемой улыбкой, свойственной матерым продавцам.
– Елена, – обратился я к ней, доверившись информации на нагрудном бейджике, – у меня к тебе дело есть.
Одной рукой она продолжала совершать какие-то манипуляции на компьютере, второй уверенно ковырялась в кассе.
– Четыре тысячи сдачи, – она веером положила передо мной четыре купюры. – Я вас слушаю, только сразу предупреждаю, что я замужем.
– Хорошо, что сразу предупредила, – попытался сострить я, и она даже слегка улыбнулась. – Да не, я сам женат, дело не в этом. Я немножко о другом.
Елена посмотрела на меня с неподдельным любопытством, а я отметил про себя отсутствие кольца на безымянном пальце правой руки.
– Одолжи мне денег.
Любопытство продолжало висеть на ее лице еще примерно пятнадцать секунд, после чего сменилось смущением, потом на лицо опять вернулось любопытство, а затем, как мне показалось, ее лицо перестало выражать вообще что-либо.