Конь бледный
Шрифт:
— Чё ты там шепчешь?! — вскинулся предводитель пятёрки. Красавчик явно чувствовал свою силу и искал драки. При более чем двойном численном перевесе это было нетрудно.
М-да, подумал Чадов, а ребята ушлые. Совсем не подарок к Восьмому марта, как любил говорить сэнсей Голдин. Вон как красиво заходят с двух сторон, медленно и уверенно. Ну, ничего, мы тоже не сахар. Лишь бы святой отец не подкачал.
— Чё зенки пялишь?! — взвизгнул красавчик.
— Не цепляйся к нему, Паук, — с ленцой обронил «модник». — Не видишь, парень ни при чём. Приезжий, да? Зачем ему в наши дела лезть?
Чёрные
Однако «херувимчик» заводился сильнее и сильнее.
В подобных ситуациях разговаривать нельзя. Голдин всегда учил: «Сначала ударь, а потом говори» или «Лучше один удар, чем двадцать слов». В принципе такой подход зачастую создавал проблемы с уголовным кодексом, но здоровье сохранял, а это главное.
Батюшка и Чадов сорвались вперёд практически одновременно. Каждый к своей цели.
На долю Степана пришлись модник в очках и верзила. На пути отца Иоанна стояли голубоволосый и крепыш.
Журналист преодолел отделявшее его от противников расстояние за долю секунды. «Модник» оказался тёртым калачом и совсем не растерялся, а сам рванулся навстречу, выбросив далеко вперёд правую руку с тускло блеснувшим лезвием ножа. Удар его был очень резким, но что такое этот его удар после стольких лет тяжелейших тренировок? На тренировках били гораздо быстрее.
Степан даже не успел сообразить, что произошло, рефлексы сработали мгновенно. Резкий рывок вправо и удар ребром левой ладони по сонной артерии противника произошли практически одновременно. Беспомощно звякнул по полу покатившийся нож. «Модник» всё ещё падал вперёд бревном, медленно, как в кино, а журналист, не снижая скорости, разрядил левую ногу прямо в пах верзиле. Бить в пах надо как по футбольному мячу, говорил сэнсей.
— Сука… — прохрипел верзила, хватаясь обеими руками за своё повреждённое мужское достоинство и заваливаясь на бок.
Почему-то они всегда заваливаются именно влево, успел подумать Чадов.
Он спрашивал Учителя, в чём причина, но это был один из очень немногих вопросов, на которые Голдин не смог дать ответа. Сказал, что не знает.
Степан резко развернулся влево.
Отец Иоанн уже закончил с крепышом. Тот, изогнувшись дугой и обхватив руками левое колено, рычал от боли, дико выпучив глаза.
Бедняга, подумал журналист. Что толку в твоих раскачанных мышцах, когда колено-то не накачаешь. «Китайская чашечка», так называл колено сэнсей. Китайская, потому что хрупкое, как фарфор. Не отжигать тебе на дансполе больше, дорогой крепыш.
В шиванате, как и в айкидо коку ренмей, атаки по коленям были излюбленным приёмом.
Оставались двое. Красавчик и голубоволосый с повязкой.
Опрокидин шёл на голубоволосого. Тот, выставив перед собой руку с длинным, как римский гладиус, ножом, прыгал вокруг и не давал к себе подойти. Он явно нервничал, после того как увидел, что произошло с его товарищами. В принципе на его месте занервничал бы любой.
Вдруг отец Иоанн сделал явно неловкий и какой-то кривой выпад. Неловкий для внешнего наблюдателя, но не бойца айкидо. Голубоволосый тут же воспользовался моментом и, резко вскрикнув, метнулся вперёд прямо в искусно расставленную хитрую ловушку. Батюшка налетел на него, как тигр.
Красуется, подумал Степан. Хочет показать своё мастерство. Совсем как зелёный пацан.
Чем старше становишься, тем более экономна твоя техника, тем меньше ударов тебе нужно на одного противника. Это суть шиванат, его основная идея. Это позволяет мастеру быть грозным бойцом даже в глубокой старости.
Сэнсей Голдин, к примеру, никогда не размахивал руками чересчур и никогда особо не прыгал. «Зачем мне двигаться? Пусть противник двигается», — говорил он. Бывало, даёт указание ученикам на него напасть. Те, молодые, резкие, кидаются на мастера что есть духу. Он же чуть сдвигается в сторону, хватает их на лету за уши и сталкивает лбами. Треск, и два оболтуса валяются в пыли. Или же, случалось, бьёшь его. Ну, думаешь, вот уже почти попал, а он тебя цап своими железными пальцами за точку на шее, вопьётся, как беркут, и всё, ты парализован, глаза на лоб, дыхание спёрто. Да это, в общем, и называется техника беркута, одна из любимых техник Учителя. Поэтому никакие мудрёные серии ударов, прыжки и зубодробительные техники для победы не нужны. Хотя когда ты молодой и горячий, ты этого ещё не понимаешь.
Вся их потасовка заняла от силы пару секунд.
Красавчик-заводила даже не успел толком сообразить, что именно произошло. Так и стоял посреди побоища с широко раскрытыми глазами, когда последний из его друзей-«грешников» рухнул на пол. Звук падения тяжёлого человеческого тела вывел его из ступора. Он сделал вдруг гигантский прыжок назад, одновременно выхватывая из-за пояса пистолет.
«Чёрный Ястреб», отметил Чадов. И как он пронёс его мимо бдительных церберов-вышибал?
— Стоять! — голос Паука сорвался на визг. — Не подходить! Замочу!
Он лихорадочно переводил ствол от отца Иоанна к Степану, глаза бешено вращались. Опрокидин подобрался, словно барс перед прыжком.
Прыгнет ведь, рассудил журналист. Надо срочно импровизировать.
— Опа! Менты! — Степан удивлённо уставился куда-то за спину молокососа.
Тут главное верить самому в то, что ты говоришь, тогда ты будешь убедительным, учил Голдин.
Красавчик инстинктивно дёрнулся и посмотрел через плечо. Этого оказалось достаточно. Подскочив в долю секунды к противнику, Чадов одной рукой ухватил его руку с пистолетом, резко задрав её вверх, а другой впился пальцами в точку под ухом. Юнец даже не успел спустить курок. Глаза его закатились, и он рухнул как куль под ноги Степана.
Надо же, подумал тот, какой старый банальный трюк, а до сих пор работает.
— Что с ними делать, парни? — Подошедший к ним вышибала кивнул на распростёртые тела.
— Заприте куда-нибудь в холодок, чтобы поостыли, — криво ухмыльнулся отец Иоанн. — А утром сами смотрите, так сказать, по обстоятельствам…
Зрители гурьбой налетели на победителей. Каждый хотел пожать руку отважным гладиаторам. Но батюшка рявкнул, чтобы не мешали, и сталкеры, оживлённо переговариваясь, разошлись по своим местам.