Конь и всадник (пути и судьбы)
Шрифт:
Интересна находка в Хасанлу стремечковидных удил, кабаньих клыков, украшающих конскую уздечку, и диска с изображением крылатого коня. По мнению Р. Гиршмана, они свидетельствуют о наличии здесь собственно иранских племен. Большую загадку представляют собой луристанские удила, как правило с одночастным грызлом, что делает неудобным, если не невозможным, их использование по назначению. Псалии представлены фигурками различных животных — коней, баранов, всадников и т. д., в которых делалось центральное круглое отверстие; через него выходила петля удил, а в нее вставлялось кольцо для повода. В другие же вырезы между конечностями изображенных животных проходили ремни оголовья. Хронологически и типологически такие фигурные псалии VIII-VII вв. до н. э. представляют собой аналогии трехдырчатых псалий.
Р. Гиршман, которому посчастливилось внимательно осмотреть несколько десятков подобных изделий в музейных и частных коллекциях, отмечает, что он ни разу не встречал
Для выяснения пород и снаряжения верховых лошадей наиболее выразительным материалом служат упомянутые выше сосуды в виде фигур коня. Несмотря на то что назначение сосудов в некоторой степени определяло особенности их формы (в частности, короткие ножки), мастера безусловно видели перед собой два резко отличавшихся типа лошадей. Ритоны из Амлаша и Суз, так же как изображения на керамике из Сиалка (X-IX вв. до н. э.), рисуют нам стройного породистого коня с подтянутым животом, сильной грудью, выступающим плечом, тонкими ногами, легкого, несколько вытянутого, с лебединой, красиво моделированной шеей, короткой, подстриженной гривкой, стоячими ушами и маленькой, изящной головой. Этот тип мы уже наблюдали на северокавказском материале, но здесь он представлен более четко. Конь символизирует быстроту и легкость. Недаром на шее у него мы видим солярные знаки небесного коня. Он, очевидно, должен отнести в загробный мир того, в могилу которого положен.
Другой тип коня встречается на ритоне из Маку. Подчеркнем, что речь идет не об обобщенности или схематизме изобразительных средств, поскольку рисунок седла-попоны и нагрудных ремней здесь более тщательно выполнен и детализирован. Конь тяжеловат, с прямым выходом массивной и мощной шеи, головой более крупной и простой формы, несколько вислыми ушами, мощным корпусом, с прямой линией живота. Он олицетворяет силу, хотя использовался только для верховой езды, видимо, под тяжеловооруженного всадника.
Несмотря на отличия типов лошадей, эти ритоны позволяют говорить о единстве идеологических представлений (связь коня с культом солнца и культом мертвых) и уровня материальной культуры оставившего их населения. Это же касается и общности цивилизации Сиалка, Хурвина, Хасанлу и Амлаша, несмотря на их локальные отличия.
Лучше всего документирован различными источниками переход от колесниц к всадникам в ассирийской армии, что, по единодушному мнению исследователей, произошло в результате приспособления к новым тактическим возможностям северных ираноязычных соседей и их противников.
Индоевропейский тип тренинга стал известен ассирийцам почти в то же время, что и хеттам. Во всяком случае, он документирован фрагментами текстов XIII в. до н. э. Комментарии к нему, в частности те, которые касаются снаряжения верхового коня, относятся, очевидно, уже к началу I тысячелетия до н. э. Восходя к тому же источнику, что и тренинг хеттов, ассирийский тренинг содержит ряд моментов, которых не было у Киккули. Ассирия на протяжении царствования Салманасара I и Тукульти-Нинурта I захватила те земли хурритов, которые ранее славились своими тренерами. Хетты, обращаясь в свое время в Вавилон с просьбой прислать лошадей, просили молодых животных, которые могли бы привыкнуть к холоду Анатолии. В Ассирии же лошади из холодных областей должны были приспособиться к ее жаркому климату, акклиматизироваться. Поэтому тренинг у ассирийцев начинался осенью. Ассирийцы, очевидно, отказались от тренинга в разное время суток: ночью лошади находились в конюшне, утром их тренировали. Место для тренинга намеренно выбиралось разное: либо свободное поле, либо ипподром со скаковой дорожкой, ограниченной деревянным барьером. Дорожка имела по длинной прямой 300 м, по короткой — 150 м или 240 м, т. е. всего около 1000 м. Причем на этих ипподромах тренировали как колесничных, так и верховых лошадей.
Основную цель тренинга ассирийцы видели в подготовке лошади к движениям различными аллюрами, акклиматизации. «Во время пути заставишь ты их рысить, они будут галопировать, поворачивать, пот ты должен растирать, ты должен сделать их жаждущими, круп их покрыть [?], шерсть вблизи огня [высушить]» [183, 52].
Если обратить внимание на изменение количественного состава различного рода войск в ассирийской армии, так же как и на упоминание упряжных и верховых коней среди полученной добычи, то можно усмотреть здесь определенную закономерность. Так, если во II тысячелетии до н. э. упоминались только колесницы, то начиная с I тысячелетия до н. э. конница в войске занимает все более прочное место. Ассирийский текст восполняет наши знания и о снаряжении коня — в нем говорится о различных ремнях, уздечках и упряжи, плетке или палке для управления.
Терминология конского снаряжения верхового коня и Ассирии и колесничного коня у хеттов близки по своему характеру. Это указывает на то, что старые, привычные названия были приспособлены к тем деталям снаряжения, которые родились на других территориях и пришли в Ассирию уже в сложившемся виде. Под термином napsime здесь имели в виду не уздечку в современном понимании этого слова, а оголовье и удила, то же, что у хеттов называлось purialli [183] или serin-nafu [220]. Для поводьев (собственно, в отношении колесниц их правильнее было бы называть вожжами) ассирийцами применялся термин appatu, а для ремней, шедших от морды к задней части туловища коня, — pagumu, (термин для повода верховых коней принял женскую форму этого слова — pagudatu). Все ремня, идущие через ярмо, которые служили для управления и связи коня с колесницей, включая подпружные пряжки и попону, ассирийцы называли paguttu. Тем же словом они обозначали седло-попону верховых коней и ослов. В этом же фрагменте о снаряжении коня мы читаем: «Подпругой (husuk) для похода перепоясывают...» [183, 55]. В европейско-арамейском под словом hasag понимали снаряжение седла.
Обилие сцен царских охот и военных походов в росписях и рельефах дворцов Ассирии, на костяных пластинках мебели и других предметах позволяет нам не только реконструировать конское снаряжение, но и сделать это с точностью до века, а иногда и полувека. На протяжении трех веков, с момента появления изображений всадников в ассирийском искусстве (IX в. до н.э.) вплоть до падения Ассирии (VII в. до н. э.), тип снаряжения коня и посадка всадника менялись настолько, что по отдельным деталям можно четко датировать памятники. По сравнению со II тысячелетием до н. э. псалии делаются более мягкими (отсутствует шип, давящий на губы лошади), грызло всегда двусоставное, бронзовое, позднее — железное, чаще гладкое. Для IX в. до н. э. характерна оригинальная уздечка с оголовьем из широких ремней, покрытых бляшками. Состояло оно из налобного, затылочного, подганашного, закрепленного наглухо с помощью двух овальных или прямоугольных перекрестных блях, и дополнительного затылочно-подганашного ремня, который закреплялся после того, как надевалась уздечка. Для того чтобы лошадь не могла скинуть уздечку, затылочно-подганашный ремень соединялся с ошейником.
На всех верховых конях (снаряжение колесничных было таким же) псалии имели бантообразную форму, иногда приближавшуюся к прямоугольной или стержнеобразной, и соединялись с оголовьем, нащечные ремни которого всегда были разделены на три части от места пересечения с налобно-подганашным ремнем. Спецификой уздечки IX в. до н. э. было отсутствие наносного ремня. Грудь коня, очевидно, защищалась кожаным нагрудником с висящими кистями, который соединялся с передней подпругой у колесничного коня и с седлом-попоной у верхового. У седла-попоны (в IX в. до н. э. чаще всего большого размера) всегда были нагрудный и подхвостный ремни, тогда как подпруга (находившаяся под грудью или брюхом коня) имелась не всегда. Иногда всадник сидел без седла-попоны. Начельник у верховой лошади обычно отсутствовал, а у колесничной имел форму полукружия (с торчащими птичьими перьями) или небольшого султанчика. Судя по первым изображениям всадника, можно сделать вывод, что в то время не отошли еще от принципов езды в колеснице. Оставалось четким разделение функций между «браздодержцем» (по терминологии Гомера) или «правчим» (по терминологии русской летописи) — возницей, который должен был управлять обоими конями, сидя на одном из них, и воином, руки которого оставались свободными для стрельбы из лука и метания дротика или копья. Причем «правчий» всегда изображается на переднем плане и может находиться как слева, так и справа от воина. Лошади удивительно хорошо съезжены, скачут, что называется, «ноздря в ноздрю». Иногда оруженосец ведет в поводу оседланную лошадь без всадника, может быть, для царя, который впереди него охотится, стоя на колеснице. Всадники могут стрелять как с мчащейся, так и с остановленной лошади.