Конь Рыжий
Шрифт:
– И про господина врешь. Не было. Придумывай что-нибудь другое. Потому, как я должен точно знать.
– Вот пристал! К чему тебе? Слышал, и все тут. И не от плохого человека.
– Дурной тот человек, который вонь разносит по белу свету. Не уважаю этаких. На выстрел близ себя не подпущу. Смыслишь?
– Что у тебя в лагунах и мешках?
– Сопли в лагунах. Собрал и везу на базар в Красноярск продавать, – все еще никак не мог отойти оскорбленный Ной. И тут пошел гулять по округе Конь Рыжий! Доколе же? Ему, Ною, осточертело лошадиное прозвище. А ведь шумнет по всей губернии. Кто-то же напел Ивану?
– Обязательно есть титан. Как же без кипятка?
Ной снял с верхней полки мешок, гремящий железом, развязав, вытащил из него чайник, медный солдатский котелок, пару ложек, пару кружек, вместительную миску, а Иван смотрел и удивлялся: вот так собрался в дорогу казачий хорунжий!
– Вот в мешочке китайский чай, – передал Ной Ивану. – Иди и завари в чайнике. Ты знаешь где и что на пароходе.
Когда Иван ушел, Ной вытащил деревянную пробку из одного лагуна, начерпал в миски меду по кромки, а из другого лагуна – масла наложил в котелок, поставил все это на стол, а потом из мешка достал сала фунта четыре, скрутки сохатиного мяса, охотничий нож из ножен и принялся нарезать мясо.
У Ивана от обилия продуктов в глазах зарябило.
– Ох и припасливый ты, Ной Васильевич.
– Слава Христе, помнишь имя-отчество мое. А я думал, что ты не только род свой забыл, но и все прочее.
– С чего я буду забывать?
– Тогда от кого набрался слухов про меня?
– Честное слово, я тебя не понимаю, – взмок младший брат. – Чего ты на меня насел?
– Не беспричинно. Жизнь, Иван, из мелко нарезанных ломтей состоит, а не из одних цельных буханок. Садись, есть будем и чай пить. Сала потом возьмешь, мяса, меда и котелок с маслом. Ну, ну! Это гостинец матушки.
– «Матушки»! – усомнился Иван. – Сам же говорил, что от отца на пристани узнал, что я плаваю на «Тоболе» и потому сел на «Россию», а теперь – от матушки.
– От меня, следственно. От старшего брата. Мало того? А потому не утаивай секрета.
– Какой еще «секрет»?
– От кого узнал прозвище мое? И все остатков, чего ты еще не вытряхнул. К чему? А к тому: мне надо доподлинно знать: с какой стороны дует на меня ветер? Время такое. Я ж не думаю бежать в тундру на съедение гнусу.
– Про какую тундру говоришь?
– Ох, Иван! Мало ты соленой воды, прозываемой слезами, пролил! Ну, да соль у тебя еще сойдет, только бы дал бог, чтоб не вместе с жизней! Ты не думал, как спасешься в тундре, куда уплывешь на пароходе?
– Н-не понимаю! – поежился Иван. – А ты что, останешься в Красноярске, что ли, когда все будут уходить?
– Все не уйдут, не беспокойся, Иван. Кто-то останется. Хорошо бы, если и ты со мной был бы.
Нет. У Ивана своя линия: он мобилизован и не подведет командование красных. Будет на пароходе до последнего дня.
– Ладно, поговорим еще. В городе у тебя есть квартира?
– Конечно, есть. А что?
– Да вот на первое время куда-то бы мне надо заехать. Только чтоб хозяева надежные были.
– Ну, мои хозяева самые надежные! Это такие люди! Сам хозяин извозчик. И сын его тоже извозчик. Еще две дочери. Старшая – революционерка и младшая большевичка.
– Вот это «надежные»! – ахнул Ной. – Да ведь
– Оба кочегара сбежали в Даурске. Как мы просмотрели, черт ее знает. Хвастались – нету кочегаров.
– Понятно, Иван.
Занялись обедом и чаем. Иван с удовольствием ел вяленое сохатиное мясо, сало и пил чай с медом. Старший брат ел мало – аппетит который день, как пропал. Кусок в горло не лезет.
– А знаешь, мой хозяин может тебе найти надежную квартиру, – вытирая потное лицо грязным, застиранным платком, сказал Иван. – У него двухэтажный дом на Каче, а сама Кача – это же люди из тех, кого побаивались все жандармы и полицейские. Живут там и воры, и налетчики, но коренные, как мой хозяин, самые порядочные люди из ссыльных. Хозяин, наверное, будет на пристани: дочери-то его уедут с последним пароходом, и квартиранты-большевики тоже уедут, если не уехали.
– Хорошо. Ты меня сведешь с ним в Красноярске, ежли он будет на пристани. Какой пароход придет раньше?
– Наш, слышал от коменданта.
– Тогда живо подбежишь ко мне. А теперь мне надо достать оружие, как следует быть.
– Ты кого-нибудь подозрительных увидел? Тех мужиков, что ли?
– Для военного, Иван, главное: и во сне должен помнить, где у него оружие.
Достав поперечную пилу, Ной не торопясь развязал бечевку, шашку положил на мягкую полку и карабин туда же, а потом занялся мешком с мукой, где был спрятан револьвер и в отдельном мешочке боеприпасы.
Иван наблюдал за старшим братом, завидуя, что не ему довелось служить в Гатчине, побывать в Смольном и видеть Ленина – самого Ленина!..
– А знаешь, – начал Иван, посматривая, как Ной чистил револьвер. – Послушаешь тебя, даже не верится, что ты офицер, мужик просто.
– Не мужик – казак! – оборвал Ной, не терпевший, когда его называли мужиком. – А язык, Иван, сохранять надо таким, какой у дедов. А то напридумывали: «парадоксально», «меридиан» какой-то. Слушаешь другой раз такого гладкого умника, и муторность на душе, а в голове хоть бы маковка сохранилась, русский будто, а насквозь чужеземными словами хлещет! К чему то? Русскость сохранять надо. Русскость, а не иноземность.
– Ты, поди-ка и крест еще носишь?
– Экий ты ерш, Иван! Я и у Ленина был с комитетчиками не без креста на шее. Или думаешь, солдаты, а их тысячи и тысячи, какие перешли на сторону революции в день двадцать пятого октября и после, все были без нательных крестов, как басурманы какие? Голова два уха! Россия сыспокон века православная. Слава Христе. И я не отверг того, с тем и помру, может. Казак я, Иван, от колена Ермака Тимофеева, вечная ему память. Или не с крестом на шее подымал народ Стенька Разин, казак донской? Или Емельян Пугачев? Или предок наш, Ермак, не с крестом на шее завоевал Сибирь для России?! Это тебе мало?! Окромя того, не запамятуй: от царей остались не только крестики и держава на тысячи-тысячи верст в длину и ширину, но и дворцы неслыханной в мире красоты в том Петрограде, да и сам Петроград кем начат от первого камня? Государем всея Руси, Петром Алексеевичем! Или ты попер в большевики, не ведая, какая у нас держава и как она складывалась?