Конь Рыжий

Москвитина Полина Дмитриевна

Завели, и никто из них не знает – надолго ли?

Не пользуясь своим преимуществом офицера, Ной долго стоял в очереди, изогнувшейся в две петли.

Слышал выстрел – где-то близко, на перроне, будто? Не винтовочный, пистолетный скорее всего. Вдруг из ресторана выскочил официант в черном пиджаке.

– Милиционера! – закричал диким голосом.

Подбежал к очереди, увидел возле стойки офицера, и торопливо:

– Господин офицер! Прошу в ресторан! Пожалуйста! Несчастье! У нас там офицер застрелился. Выпил два стакана коньяка и застрелился! Пожалуйста!..

«Это князь, – обожгло Ноя. –

То-то и разговор вел, как вроде заупокойный по самому себе».

Вышел из очереди, и вон из вокзала – надо немедленно ехать, ему здесь делать больше нечего. Спасибо, что князь успел предупредить…

VIII

Беды не приходят в одиночку – черных товарок за собой ведут.

Радость – одинокая и пугливая гостья: дунь на нее, вспорхнет, как воробей, и поминай как звали.

Опустел дом Ковригиных. Хозяин уехал к старухе в Ужур. В доме остались Лизавета с малым Мишей да Ной. От Василия было письмо из Владивостока: «Уплыл на французском торговом пароходе в чужую страну, и пошли вы все к черту! Живите, как можете». Машевский не наведывался. За ним началась настоящая охота. Прасковья Дмитриевна все еще не вернулась из тайги.

После самоубийства князя Хвостова и бегства с вокзала Ной коротко сообщил Артему: службу кончил, собирается махнуть к себе в тайгу, а там, как бог даст!

В доме не жил, а поселился в амбаре, чтоб в случае чего сподручнее было бежать.

Дня через три Ной уехал куда-то, ничего не сообщив Лизавете. Через двое суток вернулся и опять ни слова.

Среди ночи раздался стук в ворота. Настороженно спавший Ной моментом выскочил из амбара. Револьвер в руке на боевой изготовке.

– Кто-там?

– Это я, батыр Ной Силыч. Энвер, – послышался голос сына Абдуллы.

– Чего тебе?

– Тебя надо, батыр Ной Силыч. Прасковий приехал из тайга.

Задворками пробирались на зады дома Абдуллы к лазу в высоком заплоте. В шорной тускло светился свет.

За столом сидели Абдулла со старухой-татаркой, Артем и Прасковья. Ной глянул на нее и оторопел: голова коротко острижена, и чуб на лоб. Уши торчат, будто месяц валялась в больнице. Взгляд какой-то текучий, беспокойный. Экая коса была у бабы – загляденье! Что же случилось?

– Не узнал?

– И то! Стряслось чего?

– Погоди. Не перебивай. Садись и слушай. Ну вот, – продолжила она прерванный разговор. – Сперва поехали мы по железной дороге до Камарчаги. Все сошло удачно. В Камарчаге поджидали нас мужики на трех телегах из Покосной. Деревушка такая за Шало в тайге. Перегрузили медикаменты, боеприпасы, порох, селитру, патроны, пистоны. Все это надо было доставить в отряд. Пригодились твои денежки, Ной Васильевич! В Степном Баджее нас тоже встретили. Груз сразу же отправили в тайгу. Отдохнули мы и к утру решили возвращаться. А когда приехали в Шало – тут нас и накрыли. Попали в засаду прямо возле деревни. Мужиков и двух лошадей пулеметной очередью скосили, а мы кинулись врассыпную, кто куда. Хорошо, что рядом был лес. Я сперва побежала дорогою. Вижу, двое скачут. Я в сторону. Выхватила бомбу, выдернула предохранитель и кинула, да так удачно: каратели сами наехали на взрыв. Не знаю, убила или нет конников – ушла в лес. Потом почувствовала боль в плече.

Ну, перевязала сама себя и пошла дальше. Похоже, кость-то не повредилась. На другую ночь пришла в Маганск на нашу явку и тут встретила Леона – самого молодого парня из всей группы.

– Ну, а сейчас рана-то как? – спросил Артем.

– За дорогу все затянуло коростой. Сняла бинты. Рубец останется.

– От Анны Дмитриевны письмо было. В Москве она, у надежных людей. Здорова. Просила не беспокоиться. Приезжал товарищ из Центра. Письмо приказано было сжечь после прочтения, – сказал Артем.

– Слава богу! Жива Анечка! Ну, значит, связь у нас есть. А как же, как же… этот Ухоздвигов?!

Никто не ответил.

– Господи! Как я рада-то. А что еще тут без меня произошло?

Артем встал, прошелся возле стола, закурил, скосив глаза в сторону Ноя.

– Сегодня в девятом часу утра по пути из города в военный городок убиты генерал Дальчевский и его адъютант поручик Иконников. Поднят на ноги весь гарнизон, казачий полк и вся контрразведка. Шутка ли? Командир дивизии препровожден в преисподнюю! А дивизию должны были отправить торжественно на фронт. Надо же случиться такому печальному событию! Каково теперь господину Троицкому, а? Завтра я воздержусь от поездки на своей телеге. Надо подождать. Между прочим, весь город, как в лихорадке, а у командира особого эскадрона, как я вижу, ни в одном глазу!

– А чего? – напружинился Ной. – Мне-то которое дело? И что? Стал быть, приговор приведен в исполнение!

– Какой… приговор? – спросила Прасковья Дмитриевна.

– Как по листовкам, значит. Мало ли он исказнил людей?! – отчеканил Ной.

– Ты была в тайге, когда здесь палачу был вынесен смертный приговор от имени его жертв, – пояснил Артем. – Такую мы ему пилюлю состряпали и разбросали листовки по всему городу. Вот только непонятно, кто с ними разделался на пустынной дороге? На каждого потрачено всего-навсего по одной пуле. Чистая работа!

– Якши работа! Якши! – прищелкнул языком Абдулла. – Такой работа только батыр умеет! Сверху вниз – может, с коня, может, не с коня – один пуля в лоб генералу, другой пуля в глаз поручику. Якши! Вся Кача гудит: молодец – батыр! Я тоже выражаю мой глубокий уваженья батыру. Смерть карателю! – И Абдулла смачно плюнул на пол.

– Вот дела так дела! – сказала Прасковья Дмитриевна, оторопело глядя на Ноя.

Ной и ухом не повел: все это его не касается! Он сидел у порога, чинно сложив руки на коленях и уставившись в темный угол. Убили Дальчевского? Собаке – собачья смерть!

– Ну, ладно, – подвела итог Прасковья Дмитриевна. – Этого надо было ожидать. Меня волнует другой вопрос – почему до сих пор нет Казимира Францевича? Что с ним могло случиться?

– Может, наш портной заболел? Всю неделю шибко кашлял, совсем больной был. Простывал. Домой не может ходи. Спать лег типография? – высказала свои соображения старуха-татарка.

– Нет, этого с ним никогда не бывало, – отмела Прасковья Дмитриевна. – Я в страшной тревоге. Сколько можно ждать?! Уже час ночи, а его все нет! Неужели схватили?! У меня такое предчувствие, будто мы никогда уже не встретимся с Казимиром! Ну что же Слава не идет? Я же его послала в половине двенадцатого. А сейчас сколько?