Конь в пальто
Шрифт:
Вчерашние грандиозные планы рухнули, как карточный домик. Вот что значит переносить дела на завтра. Он опоздал. Его опередил шустрый братик Олежка, и то, что Ленка, сознавшись, вдруг пошла на попятный, было хуже всего. Она пожалела родственника. Испугалась, что пострадает его добрый, честный имидж прирожденного симпатяги. Пострадает, еще как пострадает, мысленно пообещал Жека. От выстрела в упор… Его будут хоронить в закрытом гробу, и Ленка, если пожелает, сможет в этом убедиться.
Только после этого они встретятся для нового раунда переговоров. И денежный веер в Жекиных руках станет главным аргументом. Диктовать
– Потаскуха! – произнес он в пустоту. – Что же ты натворила, потаскуха такая?
– А в чем дело? – заволновалась Зинка.
– Ты молчи, – предупредил он. – Тебя нет, понимаешь?
Зинка не решилась ничего уточнять, а рассудительно притаилась под одеялом, наблюдая одним глазком за самым странным парнем из всех, которых встречала в жизни. Вчера, намекнув на скорое расставание, он сполна расплатился с Зинкой, но привычной радости от пересчитывания денег она не испытала. Ей не хотелось уходить, вот в чем дело. А хотелось Зинке как можно дольше оставаться при новом знакомом, который по ночам скрипел зубами, а днем все больше хмурился, но все равно умел так замечательно улыбаться! Она размякла рядом с ним до такой степени, что согласилась бы быть с ним и за половину ставки, вздумай он торговаться. И за треть согласилась бы. И вообще бесплатно…
Что? Прямо какая-то любовь получается! Потрясенная этим открытием, Зинка отбросила одеяло вместе со всякой осторожностью и села на кровати.
– Жень…
Он повернулся на ее робкий оклик и беззлобно напомнил:
– Тебя нет, забыла?
– Я есть. Иди ко мне. Тебе плохо, я же вижу.
– Плохо, – хмыкнул он. – Жрать хочу. Раз уж ты есть, то дуй на кухню.
На кухню – это не за порог. Слегка обнадеженная, Зинка вскочила и голышом промаршировала выполнять приказ. С преувеличенной громкостью и без всякой на то необходимости загремела посуда. Ишь, хозяйка выискалась! – невесело усмехнулся Жека и прикрикнул:
– Потише там! Думать мешаешь!
Врал. Ни о чем он не думал, все было думано-передумано, тошнило от этих дум, голова раскалывалась. Жека нашел ключи от Олежкиной квартиры, сунул их в карман плаща, чтобы не забыть ненароком. Пересчитал деньги, перетянул резинкой и отправил следом. Бросил в сумку частнопредпринимательские причиндалы и кое-какое барахлишко. Вот и все. О чем тут думать?
О предательстве брата? Скоро не будет брата, а значит, и предательства. Об измене Ленки? Но с кем? К трупам ревновать глупо. Случившееся забудется, как только будет надежно погребено под землей. Он, жена и дочь вновь соберутся вместе в своем маленьком уютном мирке, и все станет на места. Никаких проблем, в том числе и материальных. И в Ленкином голосе не будет сквозить плохо скрываемое раздражение, когда она…
– Кушать подано!
Он повернул голову на зов так резко, что едва не вывихнул шею. Идиот. Конечно же, не Ленка его звала, да и сам он не Анечкину игрушку в руках вертел, а настоящий боевой пистолет, заряженный восемью настоящими убийственными патронами.
– Жень!.. Зову-зову…
Натянув джинсы, он побрел на кухню, устроился на привычном месте у окна и поморщился:
– Опять яичница с колбасой?
– Так вкусно же, – удивилась Зинка. – А другого готовить я не умею…
– Оделась бы, что ли, – предложил Жека, пронзив вилкой колбасный кружочек. – Кажется, что не колбасу
– Ни капельки! – игриво возразила она. – Мой аппетитнее.
– Даже так? – неуловимым движением он мазнул ее голую грудь желтой горчицей и даже улыбнулся, любуясь преувеличенным Зинкиным возмущением.
Они подурачились немного, и Жека, отстраненно слушая свой смех, удивлялся тому, как естественно он звучит. Вот только приходилось постоянно сдерживать себя, чтобы ненароком не перегнуть палку. Когда Зинка хохотала, показывая свои перемазанные желтком зубы, он несколько раз ловил себя на желании заткнуть ей рот первым попавшимся под руку предметом: посудной тряпкой, солонкой, горшочком с кактусом. Но девушка была нужна ему, потому что он боялся остаться один на один с самим собой. Особенно теперь, после разговора с Ленкой.
Подружка словно почувствовала его настроение. Несколько раз покосившись на Жеку, она вдруг предложила, не поднимая головы:
– Если хочешь, я останусь у тебя до завтра. Бесплатно.
– Да? – вежливо удивился он.
– И завтра могу остаться, – упавшим голосом сказала Зинка.
Жека усмехнулся:
– Но мне сейчас нужна не красотка из казино, а уборщица.
– Какая уборщица?
– Самая обыкновенная. С пылесосом, ведром и тряпкой. Проворная такая. Тут все должно сверкать, когда мы уедем.
– Надолго?
Жека укоризненно покачал головой:
– Слишком много вопросов. Сперва снимем квартиру, там будет видно. Паспорт есть?
– Есть, – мгновенно отозвалась Зинка. – Ты, правда, берешь меня с собой?
– Это зависит от качества уборки, – строго сказал он.
– Женька, ты прелесть! – взвизгнула девушка. – А где мы снимем квартиру?
– Без разницы. Главное поскорее сменить декорации. Так что пошевеливайся.
Воодушевленная и счастливая, Зинка мигом слетала за тряпкой и с ходу нырнула под стол.
– Это – спрячь! – распорядился Жека, наградив ее голый зад шлепком.
Они одновременно засмеялись, хотя шлепок был значительно болезненнее, чем это принято в любовных играх.
5
Олежкино пробуждение оказалось еще более кошмарным, чем он предполагал, находясь под алкогольным наркозом. В голове вместо мыслей перекатывались тяжеленные чугунные шары, каждое столкновение которых отдавалось тупой болью в висках. Не удавалось выдавить из себя даже капельку слюны, чтобы смочить пересохший до наждачности рот. Зато из носа обильно текло. Кто-то из вчерашних гостей решил устроить освежающий сквозняк, оставив открытыми все форточки. Сквозняк удался на славу. Ходи теперь с насморком и со всеми вытекающими из этого последствиями. Вытекающими из носа на верхнюю губу…
Выпутавшись из шторы, которой он воспользовался вместо одеяла, Олежка подрейфовал по квартире, дивясь раскардашу, который удалось произвести относительно небольшой компании за сравнительно короткий отрезок времени. В ванную комнату после рвотных потуг Адвоката удалось проникнуть только с третьей попытки, вооружась едко пахучим дезодорантом.
Зеркальное отражение взглянуло на Олежку с отвращением, словно говоря: «Посмотри, до чего ты меня довел, братец!» Братец блудливо отвел глаза. Ему не хотелось иметь ничего общего с похмельной физиономией, маячащей в зеркале.