Конан Бессмертный
Шрифт:
— Да? Говорят, что эти девицы здорово сражаются, верно? Я рад, что мне не пришлось испытать этого на собственной шкуре, — сражаться с женщиной не в моих правилах. У тебя были какие-нибудь проблемы с ними?
— Немного, да и то в самом начале. Я пытаюсь научить своих ребят стрельбе, я хочу, чтобы они делали это не хуже туранцев. — Юма сокрушенно покачал головой. — Но это дело непростое. Из того, что здесь растет, луков не сделаешь, мои же красавцы отказываются ставить оперение на стрелы. Они становятся упрямыми как ослы и говорят мне, что с тех самых пор, как Дамбалла сотворил мир, стрелы делаются так-то и так-то,
Конан было засмеялся, но тут же осекся и приложил ладонь к горящему лбу. Сладковатое винцо действительно было обманчиво. Смущенно извинившись, Конан пошатываясь побрел за соседнюю хижину. Пора было объявлять отбой. Он вернулся к костру и, усевшись на царские маты, взял в руки мешок, прихваченный им с собой. В мешке лежала завернутая в одеяло Корона Кобры. Он решил не оставлять ее на «Вастреле», ибо вид алмазов мог смутить и самого честного и преданного человека. Он привык гордиться своими людьми и потому старался не вводить их в соблазн.
Пожелав спокойной ночи Сигурду, Зельтрану, Юме и чопорной принцессе, Конан побрел к хижине, отведенной специально для него. Вскоре из хижины раздался громоподобный храп.
Захмелевший Конан не заметил того угрюмого взгляда, которым проводил его один из воинов Юмы, коварный Бвату. Именно он хотел метнуть в Конана ассегай, именно его Юма сбил с ног. Сердце Бвату терзалось обидой. Бвату был одним из лучших воинов Юмы и входил в военный совет, с ним же обошлись как с мальчишкой. Пока шел пир, Бвату, не выпивший ни капли вина, то и дело посматривал на сверток, лежавший возле Конана. Внимание, которое белый капитан уделял свертку, ясно указывало на то, что в нем находится нечто в высшей степени ценное.
Бвату запомнил и хижину, в которую вошел Конан. Пиршество все еще было в разгаре, когда он, пошатываясь, словно пьяный, отошел от костра и исчез в тени. Как только Бвату скрылся от посторонних взоров, он направился одной из тенистых улочек к той самой хижине, в которой спал Конан. В призрачном лунном свете блеснул кинжал, только что полученный Бвату от пирата, переспавшего с одной из его жен.
Далеко на севере, в стигийском оазисе Хаджар, Тот-Амон занимался изысканиями в астральном плане в надежде обнаружить хоть какие-то следы древней реликвии народа Валузии. Менкара и Зароно спали в кельях, расположенных за стенами святая святых его дома — его лаборатории. Вскоре всесильный стигиец понял, что все старания его напрасны, — корона бесследно исчезла. Он сидел совершенно недвижно, глядя в никуда.
В огромной хрустальной сфере, возникшей словно ниоткуда перед его троном всевластия, кружили и сменяли друг друга тени. Бледное изменчивое сияние, исходившее от фигур, двигавшихся по сфере, освещало резные своды залы.
Теперь Тот-Амон знал, что тайник, находившийся под каменным идолом Цатогуа, богом-жабой, был пуст. Корону могли похитить какие-то другие мореплаватели, оказавшиеся на Безымянном острове случайно или, быть может, намеренно. С помощью магической сферы
В зале стояла полнейшая тишина. По резным каменным стенам плыли тени; фигура, недвижно сидевшая на троне, тоже казалась изваянной из камня.
11
Тенета судьбы
Застать Конана-киммерийца врасплох было почти невозможно, однако на сей раз произошло именно это. Легкий на вкус, но крепко ударявший в голову напиток буквально свалил его с ног. Конан безмятежно спал, пока смутное чувство опасности не заставило его проснуться. Он неспешно поднялся с ложа и тут же почувствовал, что произошло нечто непредвиденное. Он стал оглядывать хижину, не понимая, в чем же дело.
И тут его словно громом поразило. В тростниковой стене был сделан длинный разрез, через который можно было проникнуть внутрь хижины. От прорехи в стене веяло холодом.
Конан перевел взгляд на ложе, туда, где должен был лежать сверток. Чертыхнувшись, он выскочил из хижины и стал вглядываться в непроглядную темень, в надежде увидеть вора. Корона Кобры исчезла.
Ярость охватила его. Зарычав, словно зверь, киммериец выхватил саблю из ножен и побежал к центру деревни, извергая на ходу немыслимые проклятья.
Праздник все еще продолжался, хотя практически никто уже не держался на ногах. Гигантский костер, разведенный с вечера, догорал. Над кронами пальм ярко блистали звезды. Среди тех, кто все еще бодрствовал, Конан увидел Юму и Сигурда. Его крик заставил их вскочить на ноги.
Стараясь быть кратким, киммериец поведал им о происшедшем. Корона была единственной их добычей, и потому Конан был вне себя от ярости.
Вскоре о происшедшем знали уже все. Через несколько минут люди Кулало обнаружили, что один из их людей бесследно пропал.
— Бвату! Пусть же Дамбалла сожжет его черную душу! — гневно вскричал Юма, пришедший в страшный гнев оттого, что его люди посмели ограбить гостя.
— Ты знаешь этого черного пса? — заревел Конан.
Юма угрюмо кивнул и описал внешность преступника.
— Так это тот самый негодяй, которого ты едва не зашиб на берегу? — спросил Конан.
— Да, это он и есть. Тогда-то он на нас обиду и затаил.
— И как это он сообразил? — вступил в разговор Сигурд. — Что же теперь делать? Скажи-ка, царь Юма, куда он мог побежать? Клянусь кишками Аримана и огненными когтями Шайтана, мы должны отправиться вдогонку за ним, пока этот мерзавец не ушел далеко!
— Скорее всего он направился к землям наших врагов матамба. — Юма показал на северо-восток. — Дальше на север он не пойдет — там он может попасть в руки гханатов, промышляющих торговлей рабами. На юго-восток идти тоже опасно — там лежит…
Выслушивать неспешные рассуждения Юмы, в то время как сказочное богатство уходит все дальше и дальше, Конан был не в силах. Он грубо перебил царя:
— Я чувствую, ты будешь рассуждать еще долго! Покажи мне тропу, что ведет в земли матамба.
— Дорога, идущая от Восточных ворот, разветвляется, тропа, о которой ты спрашиваешь, идет на северо-восток.