Конан Дойл
Шрифт:
«Знак четырех» написан совсем не так, как последующие рассказы о Холмсе, где Дойлу нужно будет отсекать всё лишнее и спрямлять характеры; в этой вещи очень много избыточного, много того, что литературоведы называют «воздухом» (а торопливые читатели – «водой»). Честертон замечал, что если бы о Холмсе писал Диккенс, у него все персонажи были бы прописаны так же тщательно, как сам герой; Пирсон на это заметил, что Диккенс таким образом загубил бы самую суть холмсианы. В «Знаке четырех», как отмечал Джон Фаулз, все персонажи написаны по-диккенсовски, с избыточностью. Великолепный мистер Шерман, чучельщик, который грозится бросить в Уотсона гадюкой; мальчишки, работающие на Холмса; даже у спаниеля Тоби есть тщательно отделанный характер. Длиннейший эпизод посвящен тому, как Тоби бежит по следу, волоча за собой Холмса с Уотсоном, и в конце концов утыкается в бочку с креозотом (Холмс при этом вновь закатывается хохотом – все-то ему весело, этому молодому Холмсу). Дойл и в других текстах будет иногда писать о том, как Холмс делает ошибки в умозаключениях, но расписывать на две страницы ошибку собаки – такой прелестной расточительности
Напоследок один маленький штрих. Холмс говорит о Мэри Морстен: «Должен сказать, что мисс Морстен – очаровательная девушка и могла бы быть настоящим помощником в наших делах. У нее, бесспорно, есть для этого данные». Так что не одну Ирен Адлер он уважал за интеллект. Вот было бы занятно, если бы Дойл развил эту линию, и мы увидели бы женщину-сыщика...
«Знак четырех» был на следующий год опубликован одновременно в американском и английском выпусках «Липпинкотта». Дойл, как было условлено заранее, получил гонорар в 100 фунтов. В Штатах повесть имела довольно большой успех. На родине – не очень. Это вовсе не значит, что она провалилась. Нет, работы Конан Дойла, начиная с «Хебекука Джефсона», всегда продавались хорошо. Но пресса не всегда была к ним благожелательна. Сразу после журнального выпуска, в 1890 году, «Знак четырех» был издан отдельной книгой – журнал «Атенеум», правда, написал о ней: «Читатель пролистает эту небольшую книжечку не без любопытства, но едва ли когда-нибудь вновь возьмет ее в руки». Переиздание последует лишь после того, как журнал «Стрэнд». однако нам пора вернуться на несколько месяцев назад, к той большой работе, от которой Стоддарт отвлек нашего героя.
Собирать материалы для своего второго исторического романа «Белый отряд» («The White Company*) Конан Дойл начал еще в первой половине 1889 года. На сей раз он намеревался забраться еще дальше, чем в „Михее Кларке“ – в XIV век, эпоху Столетней войны. Ему пришлось изучить десятки томов по истории Средневековья и прежде всего – „Хроники“ Фруассара, современника тех людей, о которых он хотел писать. Работа на первый взгляд казалась неподъемной; ему необходимо было уединение, чтобы погрузиться в нее с головой и не выныривать как можно дольше. В апреле он ездил „развеяться“ со своими приятелями, генералом Дрейзоном и доктором Фордом, в Нью-Форест – так называется район в графстве Хэмпшир, граничащий с заповедным лесным массивом. Места эти его пленили – как позже выяснится, пленили навсегда. „Теперь перед ним простирался волнующий океан темного вереска, доходившего до колен. Огромными валами он поднимался к четким очертаниям возвышающегося впереди горного склона. Над ним синел мирный купол неба, солнце клонилось к Гэмпширским холмам. <...> Сперва песчаная дорога вела через ельник, и мягкий ветерок обдавал их смолистым запахом хвои; потом пошли вересковые холмы, они тянулись далеко с юга на север, безлюдные, невозделанные: земли на склонах были почти бесплодны и сухи“.
Вернувшись домой, доктор объявил пациентам, что берет отпуск, собрал свои книги и вновь поехал в Нью-Форест. Там он снял небольшой коттедж на все лето и сентябрь. Прислуга в коттедже была приходящая. Жена с ребенком и теща остались в Саутси. Писатели всегда любили удирать от своих семей на дачи и там работать. Но доктор Дойл бежал не только от тещи, жены и громогласного младенца, а прежде всего – от знакомств и общественных нагрузок, которые он взвалил на себя в непомерном количестве. «Белый отряд» был его любимым детищем, и ничто не должно было отвлекать его от романа.
В мемуарах и статьях Конан Дойл обычно очень немного и очень коротко говорит о своих литературных работах. «Белый отряд» (а также его приквел «Сэр Найджел Лоринг», который будет написан много лет спустя) – исключение: ему посвящены целые страницы. Велик и дерзновен, по мнению доктора, был уже сам замысел. И опять им в значительной степени руководило желание потягаться с любимым Вальтером Скоттом и поспорить с ним. «Мне казалось, что времена Эдуарда III ознаменовали величайшую эпоху в истории Англии – эпоху, когда и король Англии, и король Шотландии были оба заточены в тюрьму в Лондоне. Это произошло главным образом благодаря мощи простого народа, прославленного по всей Европе, но которого никогда не изображала английская литература, ибо, хотя Вальтер Скотт в своей непревзойденной манере и вывел английского лучника, у него это скорее разбойник, чем солдат». Никак доктору не давали покоя трудящиеся массы; интересно, считал ли он, что в «Михее Кларке» ему уже удалось их изобразить, или же хотел исправить собственные огрехи? Находил Дойл ошибки и в том, как Скотт изображал рыцарей: «Я хорошо изучил Фруассара и Чосера и сознавал, что знаменитые рыцари старых времен, представлявшиеся Скотту могучими героями, отнюдь ими не были.» Странно: обычно говорится, что Дойл в «Белом отряде» воспел рыцарство – а он, оказывается, намеревался его разоблачить или, по крайней мере, свести с пьедестала.
Обычно весьма скромный, доктор Дойл и результат своей работы на сей раз оценил очень высоко: по его мнению, «Белый отряд» вместе с приквелом «точно воспроизвели картину великой эпохи, а взятые вместе как самостоятельное произведение являются самым искусным, убедительным и амбициозным творением из всего, написанного мною». Немного удивительно читать эти высокопарные фразы, так мало характерные для доктора Дойла. Но дело в том, что Конан Дойл всю жизнь считал: «Белый отряд» недооценили. Он пытался защитить свое дитя. А между тем в защите роман отнюдь не нуждался. Книга была более чем благожелательно принята и критиками и читателями; она выдержала более пятисот
Сейчас «Белый отряд», как и большая часть произведений Конан Дойла, давно перешел в категорию подросткового чтения. Вряд ли здесь уместно подробно рассуждать о том, почему так происходит: книги, написанные для взрослых, со временем становятся книгами для детей. Конан Дойл не вправе считать, что его одного так «обидели»: подростковым чтением стали романы Вальтера Скотта, крупные вещи Стивенсона. Пушкин, будучи взрослым человеком, читал Скотта, относился к нему серьезно, очень хвалил. Но нынче и многие работы самого Пушкина перевели в разряд детской литературы. Примем самое простое объяснение: детям отходят те книги, которые написаны в приключенческом жанре. Должен ли писатель огорчаться, что его читают дети? Когда Конан Дойл задумает писать «Затерянный мир», то скажет, что им руководило желание создать книгу именно для подростков. Когда он писал «Михея Кларка», то признавался, что выбрал форму исторического романа, потому что ее удобно наполнять приключениями. Но с «Белым отрядом» все было не так – уж очень серьезные задачи доктор сам себе поставил. Основываясь на его высказываниях, сформулируем эти задачи – в стиле советских учебников: а) «изобразить всеобъемлющую картину эпохи»; б) «показать роль народных масс»; в) «показать точные характеры людей изображаемой эпохи» и в том числе – рыцарей, какими они были на самом деле, а не в романах; г) поправить и переплюнуть Вальтера Скота; д) вызвать у читателей любовь к своим героям. Что получилось, а что – нет?
Столетняя война между Англией и Францией длилась сто лет (строго говоря, больше – с 1337 по 1453 год) не подряд: случались и передышки. Одно из перемирий было заключено в 1360 году; множество военных осталось без заработка (то есть без возможности грабить). Эти люди стали собираться в отряды наемников – так называемые «белые отряды» – и предлагать свои услуги повсюду в Европе, где возникала какая-нибудь заварушка. «Когда каждый хватает соседа за горло и любой баронишка, которому грош цена, идет с барабанным боем воевать против кого ему угодно, было бы невероятно, если бы пятьсот отважных английских парней не смогли заработать себе на жизнь». Конан Дойл, как и в «Михее Кларке», выбрал для своей работы один небольшой эпизод: подготовку в 1366 году переворота в пользу кастильского короля Педро Жестокого против Энрике Трастамарского. На стороне как одного, так и другого сражались наемники. Педро помогал «Черный Принц» Эдуард, сын английского короля Эдуарда II, под началом которого сражались герои «Белого отряда». Схема романа в точности повторяет ту, что была использована в «Михее Кларке» (а позже и в «Затерянном мире»: Дойл не любил отказываться от своих постоянных приемов): четыре главных героя – бывший послушник Аллейн Эдриксон, профессиональный наемник Сэмкин Эйлвард, крестьянский сын Хордл Джон и сэр Найджел Лоринг – собираются вместе и вступают в войско; дальше следуют приключения и главная битва, заканчивающаяся поражением. («Певцом проигранных сражений» называли Дойла: подмечено верно. У нас еще не раз будет случай об этом говорить.) В своих странствиях герои встречают уйму людей самых разных сословий и профессий: это и есть картина эпохи.
«Рисовать эпоху», вообще говоря, задача для писателя довольно неблагодарная. Дойл старался добросовестно охарактеризовать каждого, кто попадался героям на пути: акробаты, купцы, охотники, студенты, скульпторы, разбойники, монахи-флагелланты, беглые моряки, рисовальщики вывесок, странствующие лекари, даже мулат – бывший судовой повар, ставший на путь бандитизма, – о каждом дается соответствующее пояснение: чем занимался, почему занимался и какую роль играл в общественном укладе. В «Михее Кларке» таких персонажей тоже было полно, но там они, по крайней мере, вступали в какие-то отношения с героем, например, пытались его убить или взять в плен. В «Белом отряде» все эти люди к сюжету не имеют никакого отношения. Они нужны не для сюжета и даже не для идеи, а для «всеобъемлющей картины». Трудно представить, что бы получилось, если бы Львом Толстым в «Войне и мире» руководило желание не написать роман, а нарисовать картину: наверное, каждая горничная, каждый кучер, каждая портниха имели бы свою историю и в конце концов своею массой задавили бы Кутузова с Наполеоном. Алексей Толстой в «Петре» много отвлекался на то, чтобы делать зарисовки «представителей разных слоев общества», но, во-первых, он был связан методом соцреализма, а во-вторых, все эти картинки были очень крепко нанизаны на основной стержень романа.
У Дойла они так и остались разрозненными кадрами, как будто герои, вооруженные фотокамерой, собирают снимки в альбом, чтобы потом показывать правнукам: вот это, ребятки, монах, а вот так одевалась трактирщица. А вот и трудящиеся массы. «Триста лет мой род изо дня в день гнул спину и обливался потом, чтобы всегда было вино на столе у хозяина... <...> Ударь дворянина – и закричит поп, ударь попа – и дворянин схватится за меч. Это ворюги-близнецы, они живут нашим трудом!» Этот диалог крестьян в кабаке часто приводился в предисловиях к советским изданиям «Белого отряда» как доказательство прогрессивности автора и его любви к народу; опускались только финальные реплики: «Прожить твоим трудом не так-то просто, Хью, – заметил один из лесников, – ты же полдня попиваешь мед в „Пестром кобчике“. – Все лучше, чем красть оленей, хотя кое-кто и поставлен их сторожить».