Конан и честь империи

Старк Джеральд

– Ваше ве…

– Обойдемся без ползания на коленях и долгих извинений, – махнул рукой правитель Аквилонского королевства. – Сколько я понимаю, вы повезете его в замок? Тогда нам по пути.

Лошади, недовольно фыркая и опасливо косясь в сторону громыхавшей за ними повозки, откуда продолжали нестись сдавленные вопли пленника, трусили в сторону коронной цитадели. За фургоном шли гвардейцы, в очередной раз обсуждая подробности удачной охоты и ковыляла пегая гончая. Замыкал шествие дознаватель Восходного квартала, известный почти всему Вольфгарду Рэф и странноватая парочка варварского обличья, с двух сторон осаждавшая дознавателя настойчивыми расспросами. Отвечать

Рэфу, похоже, не хотелось, но выбора ему не оставили.

– Скажи-ка мне, служивый, – допытывался киммериец, – ширриф вот хвалился, будто твоими стараниями этих самых скогров, то бишь одержимых, вскорости переловят. Много их уже набралось?

– Восемь, включая того, что убили в «Короне и посохе», – последовал лаконичный ответ. – Этот девятый. Последний.

– Да ну? – поразился варвар. – С чего ты взял?

– Просто знаю, и все, – пожал плечами дознаватель. – Можно сказать, я их чую, Ваше величество. Я даже знаю, о чем эта тварь сейчас думает.

– И о чем же? – спросила Дженна.

– О том, как славно было бы кого-нибудь загрызть, – ответил Рэф.

Беспечный тон его слов обманул киммерийца, все еще разгоряченного схваткой, и Дженну, думавшую о чем-то своем. Однако ни тени улыбки не промелькнуло на узком лице их собеседника, а взгляд сделался на миг странно ожесточенным.

Глава шестая

Безмолвные голоса

25 день Первой летней луны. Поздний вечер.

Нейя Раварта шла по галерее, ведущей к личным покоям короля Пограничья, неся в руках серебряный поднос и настойчиво убеждая себя: она не имеет права взять и снова разрыдаться. Собственно, она уже успела вволю похныкать – когда с четверть колокола тому умудрилась споткнуться на лестнице и выронить этот распроклятый поднос. Королевский ужин частью разлетелся по ступенькам, частью украсил подол юбки, а в довершение несчастий на это зрелище снисходительно взирала парочка случайно оказавшихся поблизости молодых людей из свиты Аквилонца.

Было бы смешно надеяться на их помощь, но благородные месьоры заодно воспользовались случаем от души посмеяться над безрукой девицей, которую они именовали «премилой служаночкой» и пару раз чувствительно щипнули таковую за задницу.

Разумеется, они отлично знали, кто такая госпожа Раварта, но не идти же жаловаться на каких-то не в меру резвых оболтусов? И не объяснять же им, что порядки Вольфгардского замка вполне допускают, чтобы подруга короля сама относила ему ужин по вечерам, а не доверяла эту простую обязанность слугам. Эртель тоже полагал, что все правильно и сообразно: сперва устраивать малую парадную трапезу для друзей или гостей, а потом, поздним вечером, еще одну – только для них двоих.

Нейя вернулась в кухни, велела сготовить еще один ужин, а потом села в углу на косоногий табурет и разревелась в три ручья. От обиды, от злости и еще от страха. В последнее время она вдруг стала постоянно бояться. Не того, что ей вдруг придется покинуть замок и вернуться домой, не насмешек со стороны гостей, но чего-то иного, чего и словами-то не высказать.

Казалось бы, откуда взяться такой беспричинной боязни? Нейя прожила на свете достаточно, чтобы навидаться пугающих вещей – голодные зимы, тревожные времена затяжной войны с мятежными баронствами в Восходных землях Пограничья, и те события, что произошли два года назад – тогда довелось испытать едва ли не самое худшее. В стычке на границе с Гипербореей погиб Веллан, лучший друг и кровный брат Эртеля, наравне с ним считавшийся едва ли не приемным сыном

старого короля Эрхарда. Спустя две или три седмицы отошел и сам Эрхард – сохранив ясный ум до последнего мгновения и публично назвав племянника новым правителем страны. Немедля вспыхнула такая свистопляска, до сих пор вспомнить жутко. Нынешние невзгоды – ерунда по сравнению с теми.

«Подумаешь, гномы удрали под землю, – девушка всхлипнула в последний раз, вытерла глаза и постаралась успокоиться. – Они вернутся. Аквилонский король сам ходил к двергскому старосте и, как говорят, взял того за бороду да тряс до тех пор, пока гном не дал клятву воротить подгорный народец в Вольфгард к концу лета. И ярмарка, по общему уговору, немногое потеряет – вместо ушедших двергов их изделия станут продавать посредники из людей. А никакой войны с Гипербореей не случится – это все злопыхательские сплетни. Сперва мы и Халога будем долго-долго отписывать друг другу разгневанные послания, потом начнем торговаться – много ли они дадут за то, чтобы заполучить обратно своих колдунов, да желательно целыми и живехонькими? Все будет хорошо, надо только обождать чуток. Эртель сердится лишь оттого, что так невовремя стряслась эта неприятность с Гипербореей и двергами. Безумных оборотней переловят, и Ренисенб обязательно придумает что-нибудь для того, чтобы к ним вернулся рассудок… – тут Нейя поневоле хихикнула: – Как только госпожа магичка сама начнет соображать о чем-нибудь, помимо общества его милости ширрифа».

Она боком толкнула скрипнувшую дверь и тихонько вошла. Из соседней комнаты падало рассеянное пятно света, слышался шорох перебираемых бумаг и разговор на два голоса, второй из которых, вне всякого сомнения, принадлежал помощнику коменданта крепости, явившемуся для обычного ежевечернего доклада.

Беседа прервалась громким вопросом Эртеля: «Нейя, это ты? Обожди, мы скоро закончим!»

– Конечно, – отозвалась госпожа Раварта, расставляя на столе приборы и мимолетно бросая взгляд в распахнутое окно. Солнце садилось куда-то за далекие Немедийские горы, и в закатном свете лежавшая среди холмов столица Пограничья выглядела на редкость тихим и спокойным городом. Трудно представить, что всего через четыре дня здесь начнется самое большое торжище на всей Полуночи. Вон там, на обширном лугу около восходной окраины, ночь напролет горят факелы и стучат молотки – возводятся новые и новые торговые ряды.

По деревянным дощечкам заклацали когти, послышалось вежливое сопение. Нейя привычно опустила руку, и в ладонь сразу ткнулся влажный звериный нос. Поздоровавшись, животное подбежало к окну и встало на задние лапы, пристроив лобастую голову на узком подоконнике и тоже разглядывая Вольфгард. Одного не понять, смотрит он туда подобно человеку – узнавая знакомые места или размышляя о чем-то, или зверю (каковым вроде является) – бездумно следя за движениями огоньков в окнах и теней на улицах в ожидании, когда начнется ужин.

Волчонок-подросток палевой масти оглянулся, словно подслушав размышления девушки, и ухмыльнулся широко открытой пастью – как вполне разумное создание, которым он мог быть… а мог и не быть. В точности ответить на этот вопрос затруднялся даже придворный маг, Тотлант Луксурский, который, по общему убеждению, знал все на свете. Нейя собственными ушами слышала, как стигиец предложил считать четвероногого обитателя замка на удивление сообразительным, но все-таки животным, покуда не будет со всей определенностью доказано обратного. Эртель, выслушав доводы магика, рассудил по-своему: «В первую очередь это ребенок. Какая разница, кто он на самом деле под этой шкурой?»