Конан и дар Митры
Шрифт:
Какое-то время Маленький Брат глубокомысленно таращился на эту картину, потом с задумчивостью объявил, что при таком ветре, даже удирая во все лопатки, пожар им не обогнать. Выход один - воспользоваться лошадью как средством немедленного спасения, выкинув все лишнее из мешков.
Конан горестно кивнул головой, живо спихнув поклажу с лошадиной спины прямо в пыль. Распутав завязки, могучий варвар и его маленький компаньон уселись каждый у своего тюка и принялись, печально охая, выгружать их содержимое.
Отправив в придорожные лопухи недоеденную индейку, сверток с паштетом,
Конан, оглядев выросшую на обочине гору превосходной пищи, вопросительно уставился на приятеля, но тот лишь махнул в ответ рукой.
– Не беспокойся, я оставил шмат сушеного мяса с травами, - с глубоким вздохом маленький бритунец швырнул в траву свой щегольской плащ.
– Штука необыкновенно питательная и очень легкая. Так что голодать мы не будем! Кстати, - в притворном гневе он ткнул пальцем в выстроившуюся перед киммерийцем шеренгу бурдюков, - почему ты до сих пор не разобрался со своим барахлом?
Теперь настала очередь Конана тяжело вздыхать и сокрушенно почесывать темя. Внезапно, осененный превосходной идеей, он быстро вскочил, выдернул из крайнего бурдюка пробку и, запрокинув голову, жадно принялся пить. Дав ему опорожнить мех примерно до половины, Маленький Брат ехидно поинтересовался: сколько вина он собирается в себя влить? Киммериец, занятый делом, не счел нужным отвечать на сей вопрос. Тогда Лайтлбро, как ни в чем ни бывало, выхватил меч и стремительным ударом разрубил злополучный бурдюк напополам.
– Ты чего?!
– зарычал рассвирепевший Конан, сжимая кулаки, но его маленький спутник, ловко отскочив на недосягаемое для киммерийца расстояние, предложил ему подумать над следующей проблемой: что легче везти лошади - здоровенный бурдюк с вином и Конана в придачу или одного Конана, но вылакавшего все вино до капельки?
Ответ напрашивался сам собой, что остудило гнев огромного варвара. Кивнув, он любовно огладил выстроившиеся на обочине бурдюки и засунул обратно в свой мешок только один из них.
– Нет, с этим я не расстанусь, - оборвал он уже раскрывшего рот Маленького Брата.
– Лучшая брага, которую гонят тут из зерна! Если поджечь, горит, словно масло в светильнике! Чем оставлять этим шакалам, лучше выхлебаем сами. Но не сейчас. Потом, когда минуем ущелье.
Еще раз оглядев свои запасы, Конан потуже затянул тесемки сильно сдавшего в объеме мешка и выпрямился, небрежным жестом отправив свой теплый плащ вслед за одеянием Маленького Брата.
– Ну, вот и все... Теперь я готов двигаться дальше.
– Еще не совсем, - заметил маленький бритунец и, словно базарный фокусник, извлек прямо из воздуха пузатую кожаную флягу.
– В ней одна вода, как я тебе говорил. Думаю, ты можешь наполнить ее чем-нибудь получше... По своему усмотрению.
Они поглядели друг на друга и ухмыльнулись.
9. УЩЕЛЬЕ
Умостившись впереди Конана на низкорослой разбойничьей лошаденке и
Говорилось же в ней о вещах непонятных и странных - о некоем Великом Равновесии, в котором заключалась тайна бытия, божественного распорядка и вещего промысла светлого Митры. Еще о том, что Зло в мире вечно и не подлежит полному искоренению, ибо без него лишается смысла и понятие Добра; но туда, где Зло грозит опрокинуть чашу вселенских весов, протягивается божественная длань солнечного бога, восстанавливая равновесие. И дланью этой - так пел Лайтлбро - были люди, что скитались по всем землям и странам, от Западного океана до Восточного, от ледяной тундры Асгарда и Ванахейма до жарких пустынь Иранистана и болот Зембабве.
Последнюю строчку Маленький Брат пропел именно в тот момент, когда лошадка угодила передней ногой в засыпанную пылью рытвину, и оба всадника едва не слетели наземь.
– Очень странная сага, - признался Конан, дождавшись, пока кобылка не перестала хромать и брыкаться и снова пошла ровнее.
– Многие слова в ней мне непонятны.
– О да, и мне тоже, - беззаботно передернул плечами маленький бритунец, но Конан успел заметить, что глаза его при этом хитро блеснули.
– Старая баллада, понимаешь ли, можно даже сказать, древняя... Как петь знаю, но о чем она, поведать не могу.
– Тогда спой что-нибудь попроще!
– потребовал киммериец и приложился к едва початой фляге.
Маленький Брат не стал спорить и запел уже нечто совсем иное:
Моя дорога далека
За море горьких слез,
За склоны гор, что в облака
Укутает мороз,
За озеро, за темный лес,
За водопад без дна,
За край покинутых небес
Меня ведет она,
Минуя русла бурных рек,
Сквозь жгучие пески,
Где даже камни
На жаре
Потрескались с тоски,
Где, истончив в пыли свой след,
Закончатся пути...
Но там,
Где и дороги нет,
Придется мне пройти...
Придется мне лететь и плыть
Сквозь снег, туман и дождь,
Ползти
И мчаться во всю прыть,
Сто истоптать подошв...
Маленький Брат пел, и степь волнующимся зелено-золотым покрывалом проплывала мимо. Солнце медленно клонилось к темнеющим горным вершинам, и, словно поддаваясь магии человеческого голоса, уже не так яростно хлестало своими жгучими лучами двух путников и их усталую лошадь. Казалось, даже жаркий степной ветер немного поутих и перестал пахнуть паленым. Горы впереди становились все выше, и теперь их близость чувствовалась во всем: в напоенном влагой воздухе, в появлении обширных проплешин среди шелестящего моря травы, усеянных щебнем и крупными валунами, в крутой стати встречных холмов - по сравнению с теми, что остались далеко позади, они заметно подросли и вверх, и вширь.