Конан и дар Митры
Шрифт:
– Он?
– прошептал киммериец.
– Ты хочешь сказать, Учитель...
– Да. Что тут удивительного? Каждый может говорить с богом, и не только мне Митра шлет свои повеления. Одни выслушивают их у алтарей, другие - во сне... а я - тут, рядом с дубом у своей пещеры или около Небесных Стражей... Место не хуже прочих, а?
Конан покачал головой.
– Не думаю, что те, кто бездельничает в храмах и бьет поклоны у алтарей, в самом деле удостаиваются милости Митры. Эти ублюдки наложили бы в штаны от страха, заслышав голос Светозарного! Пожалуй, Учитель, ты единственный человек, с которым Митре есть о чем поговорить!
– Хмм... единственный... Это
– Старик поднял глаза к небу, и на лицо его легла печать умиротворения и тихой грусти.
Покинув сад, они начали подниматься по лестнице, что вела к пещере и на тренировочную площадку. Наставник больше не произнес ни слова; молчал и Конан, размышляя над странной обмолвкой своего Учителя.
17. ПОСТИЖЕНИЕ
Тот день запомнился Конану надолго.
Утром он, как всегда, почистил овощи, уже без удивления отметив гигантские размеры моркови и свеклы; что касается капустных кочанов, то ими, пожалуй, можно было бы заряжать катапульты. Странно, но теперь, по прошествии полной луны, ему совсем не хотелось ни мяса, ни вина; вкус овощной похлебки и сладковатых лепешек из плодов хлебного дерева сделался привычным и уже не пробуждал тоску по жаркому. Впрочем, Конану было известно, что мясо, вино и прочие радости жизни не находились под запретом для Учеников - они странствовали в миру и принимали все, чем мир мог одарить их, от чаши хмельного до женских объятий. Членство в незримом ордене слуг Митры не требовало аскезы или нарочитого отказа от плотских удовольствий; во всяком случае, это каждый решал сам для себя - так, Рагар предпочитал умеренность в еде, а Маленький Брат, веселый бритунец, любил поесть и выпить. Ученики были разными людьми и, кроме тайн Великого Искусства, их объединяли только две вещи: служение Митре и обет не совершать напрасных убийств.
Итак, в то утро Конан набрал в котелок воды, бросил в него нарезанные овощи и подвесил к треножнику над чистыми камнями очага. Выпрямившись, он собирался уже отступить в сторону, освободив место для Учителя, который вызывал огонь, но вдруг сильная сухая ладонь старца легла на его плечо. Он снова присел перед котлом, вывернув шею и глядя на своего наставника снизу вверх; тот имел вид торжественный и странный - пожалуй даже, праздничный.
Некоторое время они пристально смотрели друг на друга: взгляд янтарно-золотистых зрачков все глубже проникал в синие глаза киммерийца, пока тот не моргнул в недоумении.
– Готов?
– спросил Учитель, и Конан снова моргнул, все еще не понимая, чего хочет старец. Но тут рука наставника повелительно протянулась к очагу, и он сообразил, что его ждет.
Этот молчаливый приказ не вызвал у Конана удивления, ибо в последние дни чувство нерасторжимой связи с астральными потоками все усиливалось и крепло. Теперь, во время долгих своих медитаций, он начал ощущать не только нисходившие с небес волны тепла, но и невидимую энергию, источаемую деревьями, травами, водой и камнями - верный признак того, что дар великого Митры прорастает в плодородной почве. Иногда вибрации астрала заставляли трепетать каждый его волосок, каждую мышцу; плоть изнемогала под бременем сладкой тяжести, и Конану казалось, что еще немного, и что-то мощное, стремительное, ослепляющее вырвется наружу, покинет его тело, умчится в пространство...
Глубоко вздохнув, он повернулся к очагу, расставив руки привычным уже движением: ладони словно бы превратились в две неглубокие чаши, направленные друг к другу,
Знакомое покалывание в висках, потом - жаркий вал, накативший с затылка... Он успел мысленно оседлать это неистовое течение; теперь он как бы мчался на гребне огромной волны, странным образом направляя ее своим желанием - туда, к ладоням, к пальцам, к двум чашам из живой плоти! Он чувствовал, как Сила струится вниз, раздваиваясь меж ключицами; он проследил оба потока, что нисходили по предплечьям к локтям и, плавно огибая их, устремлялись в кисти. Словно речные воды, мелькнуло в голове; да, словно речные воды, заполняющие каналы, рвы и совсем мелкие канавки...
Он ощутил тепло в ладонях, в кончиках пальцев; спустя мгновение кожу стало жечь, и это чувство было новым - раньше он не подходил к опасному пределу, когда скопившуюся в теле эманацию требовалось непременно извергнуть в пространство. Теперь дороги назад не было.
– Давай!
– раздался резкий голос Учителя.
– Давай, Секира!
"Рази!" - послышалось ему; и Конан с хриплым яростным стоном изверг два огненных острия, два синеватых полупрозрачных лезвия, стремительных и смертоносных, как стальные клинки. Они сшиблись друг с другом, оторвались от его ладоней, закружились, слились, вспыхнули, источая пламенный жар... Поспешно убрав руки, киммериец откинулся назад, расширенными глазами уставившись в очаг - туда, где под днищем бронзового котелка повисла сияющая сфера. Шарик этот казался крохотным солнцем, струившим потоки света и тепла, и камни рядом с ним стали наливаться багровым.
– Ты не поскупился, - заметил наставник и прищелкнул пальцами сияние сразу сделалось слабее.
– Да, ты не поскупился, Секира! Еще немного, и камни расплавились бы вместе с котлом!
– Он поглядел на Конана, в изнеможении сидевшего на полу.
– Но я доволен! Омм-аэль! Великий щедро отпустил тебе свои дары, и ты отдаешь их с той же щедростью! Но не всегда это полезно... ты можешь низвергнуть замок нечестивых, прибежище Зла, или сварить похлебку... и каждое дело требует ровно столько Силы, сколько нужно для его исполнения, не меньше, но и не больше.
– Прикоснувшись к плечу Конана, он поинтересовался: - Сумеешь встать? Ноги держат?
Киммериец поднялся. Ноги держали его, но плохо; несколько мгновений он стоял, покачиваясь, борясь с подступившим головокружением.
– Много отдал, - заметил Учитель.
– Но ты ведь знаешь, где взять? А, парень?
Полузакрыв глаза, Конан сделал глубокий вдох, пытаясь вызвать знакомое покалывание в висках. Оно пришло почти мгновенно; затем теплая ласковая волна прокатилась по всему телу, смывая утомление и слабость. Немигающие глаза под темными бровями, распластанными, словно крылья хищной птицы, смотрели на него. Видно, наставник остался доволен; его маленький крепкий кулак подтолкнул киммерийца к выходу.
– Пойдем! Пусть варево кипит в котле, мы же займемся кое-чем полезным.
– Да, отец мой.
Они покинули пещеру, подошли к огромному дереву, что росло у стрельчатой арки; старец, опустившись на скамью, велел Конану встать поодаль.
– Не чувствуешь усталости или тревоги?
– Нет, Учитель.
– Смотри! А то можем прогуляться к яблоням.
– Кром! Со мной все в порядке!
Против обыкновения наставник не принялся выговаривать ему, словно не услышал имени киммерийского бога. Чуть раздвинув ладони, он сотворил голубоватую сферу, небольшой шарик размером с куриное яйцо; затем вытянул руку к Конану, баюкая в ней крохотную искру Силы.