Конан и Слуга Золота
Шрифт:
– Расскажи мне то, что я хочу узнать, и останешься жив! – Конан подкрепил угрозу, чуть сжав руку с захваченными в горсть наиболее ценными причиндалами дрожащего Эрека. Тот было слабо вскрикнул.
Конан вновь по-волчьи оскалился, зарычав, и показав, что сейчас укусит прямо за щёку! Вскрик утих мгновенно.
– Говори! – приказал киммериец, – Кто такая эта Лавина, и кто те люди, что приходили с ней сегодня ночью?
– Ла… ла… вина… она, да, она… она – проститутка! – прорвало, наконец,плотину, поставленную далёкими сейчас, хотя и, несомненно, грозными врагами, страхом перед сиюминутной опасностью,
– Я знаю, идиот! А то разве пачкался бы я о твою вонючую мошонку! Говори, кто эти люди, которые были с ней?
– Я… я… их не знаю! Клянусь! Мне… велели не замечать их, и… и держать язык за зубами! Я старался… Я не смотрел на них!
– Куда они забрали Каринэ?
– Никуда! Клянусь Миртой Пресветлым, сегодня их здесь не было!
– Где же тогда моя женщина, ты, помёт Неграла?!
– Так ведь… Она… она сама ушла – сама! Вместе с Лавиной! Они спустились вдвоём, и спокойно ушли! Их было только двое! Они ещё смеялись… я… Я подумал, что хоть в этот раз, всё, вроде, обошлось!
– Что – обошлось?! – проревел варвар, хотя, в принципе, и сам догадывался.
– А… э-э… Ничего! Клянусь, Конан, я ничего не знаю! Что там – потом… происходит – не знает никто! А я… Я… у меня четверо детей! – вдруг это ничтожество упало на колени, закрыв лицо руками, и разразившись бурными рыданиями. В луже собственной мочи он смотрелся омерзительно.
– Что, боишься оставить их сиротами, если скажешь, что здесь творится? – Конан и так узнал больше, чем рассчитывал, можно было заканчивать.
– Конан! Сжалься! Я… не могу! Ведь тогда и их тоже… Я не имею права – ведь это мои дети! Пощади – не спрашивай!..
Сплюнув и поморщившись от запаха, Конан взглянул ещё раз на червяка, жалко пресмыкавшегося теперь у его ног. Интересно, он и вправду сломлен, или прикидывается, чтобы выиграть время, и рассказать о киммерийце своим сообщникам? Или…
Или он просто жалкая, боящаяся даже своей тени, пешка в чьей-то крупной игре, не посвящённая ни в какие детали, и опасающаяся лишний раз даже взглянуть на запрещённые ему вещи и дела? Впрочем, какая ему-то разница?
– Ладно, ты, трусливая мразь! Слушай внимательно! Если хочешь жить, и спасти своих щенков, помалкивай о нашем разговоре! А я-то уж точно никому о нём не скажу. – варвар вновь брезгливо сплюнул, – Но если ты, упаси Мирта твою трусливую душонку, выйдя отсюда, передумаешь…
Ничтожество на полу слабо всхлипнуло, и выдохнуло:
– Нет, Конан. Ради детей я… у меня нет выбора. Я буду молчать.
– Хорошо. Теперь нам надо сделать так, чтобы никто о нашем разговоре не догадался. Слушай. Сейчас ты… – инструкции и угрозы Конан изрекал лишь пару минут – больше времени терять было нельзя, а то слишком долгого отсутствия Эрека могли хватиться и клиенты и помощницы-помощники во главе с женой.
Одновременно с указаниями варвар быстро прокручивал в голове ситуацию.
На первый взгляд всё было, вроде, неплохо: мало ли куда взбредёт в голову отправиться двум коллегам по древнейшей профессии, чтобы посплетничать о своих делах, или… хм. Друзьях или подругах. Или подкупить
Но что-то всё же смущало и беспокоило киммерийца. В рассказе и Каринэ и Эрека. Нет, не то, что было сказано, а, скорее, то, что можно было додумать.
Крошечный червячок предчувствия не желал слушать доводов рассудка, и всё пищал и пищал: «Опасность!» Внутренний голос безошибочных инстинктов говорил Конану, что он всё равно опоздал, и зло уже свершилось. Что охотились точно не за ним. Что его воспринимали лишь как досадную помеху – свидетеля. И ещё говорил ему внутренний голос, что его прекрасную и такую бойкую подругу надо спасать! И спасать быстро!
***
Наигранно-весёлое щебетание Лавины уже начинало не на шутку раздражать.
Вздохнув, Каринэ поправила головной платок, и в очередной раз закатила глаза, ругаясь про себя. Мысль прогуляться по городу и прикупить подешевке ароматических притираний у знакомого шемита уже не казалась ей такой удачной, как полчаса назад. Достала же её эта шлюха!
Любопытство Лавины было чрезмерным, а чувство такта, кажется, отсутствовало вовсе. И всё-то ей нужно знать: и кто такой этот волосатый гигант, и где они встретились с Каринэ, и когда? И чем он занимается, и откуда у него деньги? И что он любит, и как хочет, когда… ну ты понимаешь, дорогая?.. О, он же такой здоровый! Наверное, ненасытен, как дикий бабуин! И как ты выдерживаешь, бедняжка!.. И как… – ну и так далее в том же духе. Нездоровый интерес к северному гиганту был явно неподдельным…
В то же время, когда Каринэ пыталась перевести разговор на теперешнего благодетеля Лавины, та лишь досадливо отмахивалась, называя его старой похотливой образиной, противной макакой, и, давая понять, что он помимо старости и богатства, ещё и капризен, словно дитя, и его дряблое тело, гадкие привычки и крохотное… мужское достоинство, уже сидят у неё в печёнках. Ах, если бы не его деньги… Ну, ты понимаешь, дорогая?
Она понимала.
Она нутром чувствовала назревающий подвох.
И чем больше щебетала её опасливо оглядывающаяся спутница, тем крепче становилась уверенность Каринэ, что не всё в порядке с этой Лавиной. Ведь никогда раньше они не были особо близки. И, ох, неспроста конкурентка, которую в глубине души Каринэ и вправду недолюбливала, заявилась сегодня к ней.
Заявилась, якобы, извиниться за ночное беспокойство. История о том, как она перепутала коридор и дверь, была не слишком-то правдоподобна. Даже для пьяной женщины. А ведь ночью Лавина не была пьяна – в этом Каринэ была уверена. Но она держала пока свои сомнения и неприязнь при себе, всё больше раздражаясь, что согласилась выйти на улицу. Да и Конан, если вернётся, будет недоволен её отсутствием.
Лавина, казалось, не замечавшая испортившегося настроения спутницы, теперь поносила одну из их коллег – Зарему из «Корабля пустыни». Та однажды отлупила её, и разорвала на ней платье – якобы Лавина отбивала у неё клиента. А она – тоже мне, воплощённая добродетель! – разумеется, этого не делала! Она не такая! Что же, она и сама, что ли, не найдёт себе?.. Поклёп! Ну, ты понимаешь, дорогая?