Конан и Смерть
Шрифт:
– А еще расскажу тебе о путях, которыми ты пойдешь, совершив свой выбор! Чтобы стать Ловцом Отваги – отправляйся прямиком ко двору базилевса ромеев и отыщи там аколуфа Никифора, которого после несчастливой встречи с готской стрелой прозвали Монофтальмосом, сиречь Одноглазым. Нанимайся на службу в его галатскую тагму, будь послушен во всем – и через пять лет выйдет из тебя отчаянный воин. А через пятнадцать – сам станешь аколуфом и, воюя с персами, дойдешь до Евфрата. Но помни: домой ты уже не вернешься…
Поскольку Конан не обращал на протестующие вопли Зигфрида ни малейшего внимания, королевич прислонился к двери и
– Чтобы стать Ловцом Справедливости, иди в Сирмий, ко двору царя гуннов Атли. Галлоримляне брешут о нем, как псы: он, де, людоед, дикарь, животное. Правда же их слов лишь там, где называют они Атли Бичом Божиим. Но в том и справедливость. Риторов и легистов Галлии забрал Атли силой. Академики Греции и гностики Азии идут к Атли самовольно, ценя его просвещенное правосудие и стоическую умеренность. Великолепие гуннского двора прирастает лучшими умами рассветной стороны. Найдешь в Сирмии неоплатоника Валентиниана, некогда семь лет пробывшего в плену у свевов. Сможешь с ним объясниться и будешь учить справедливость по Кун Цзы и Катону. Станешь судьей над гуннами и федератами, поедешь в Равенну и Константинополь. Но домой ты уже не вернешься…
Прославленная своей необратимостью река бытия словно бы повернула вспять. Зигфрид, со всей определенностью, вошел повторно в те самые воды, из которых вчера уже вышел.
А воды эти тем временем повествовали:
– Чтобы стать Ловцом Стихий, иди в Нибелунгенланд. Если дойдешь – считай себя везучим. В Нибелунгенланде найди Рюдеберг, на Рюдеберге разыщи Нифльзее. Если отыщешь – считай себя счастливым. По Нифльзее плавает круглый корабль, обшитый кожей линдвурмов. Кораблем правит карлик Альбрих. Если он оставит тебя в живых – считай себя избранным. Скажешь Альбриху, что Фафнир ему кланяется. Карлик возьмет тебя в ученики. Через пять лет станешь фюрером над всеми тварями и духами Нифльзее. Через пятнадцать лет ты превзойдешь свою природу и сделаешься Ловцом Стихий. К людям ты уже не вернешься.
Нифльзее, Озеро Мрака, вдруг представилось Зигфриду столь зримо, будто на его берегах он родился и вырос. Хотя, в действительности, его детство прошло на берегах Беорзее – Медвежьего Озера.
Вопреки названию этого черноводного горного ока, воздух над Нифльзее был прозрачен, как пасхальные мысли. Пара огромных рыбин играла совсем близко от береговых валунов. Рыбьи игры подсказывали, что Нифльзее – озеро глубокое, с дном ямистым и коварным.
Хотелось есть, но вот лезть из-за этого в воду Зигфриду не хотелось совсем – застудишь брюхо, намочишь перья. Поэтому, хлопнув крыльями и капризно оттолкнув от себя землю всеми четырьмя лапами, он взмыл в воздух, намереваясь перехватить рыбу-игрунью над самой водой, когда та, осуществляя собственное скромное стремление к полету, преодолеет границу двух стихий и…
Чужие воспоминания, воспоминания Фафнира, вошедшие в плоть Зигфрида вместе с драконьей кровью, отступили.
– Какая же я дубина! – воскликнул Зигфрид.
Королевич вдруг понял. Понял, что же случилось на самом деле этим утром, пока он умывался в ручье и завтракал ломтиками медвежатины, деликатно удалившись от входа в пещеру, чтобы не смущать голодного Киммерийца своим чавканьем.
Стал бы король Конан смущаться, как же! Да он
Ни грана сомнений не оставалось у Зигфрида: этот мосластый каннибал вырезал у Фафнира сердце и закатил пир горой!
А ведь королевич его предупреждал. Заклинал. Умолял потерпеть пять каких-то несчастных дней без пищи и воды. В этом нет совершенно ничего страшного – и друид, и дисциплинированный монах сказали бы, что полный пятидневный пост не вреден, а полезен, и даже очень. Он поспособствовал бы духовному, да и телесному преображению варвара. Но не-ет…
Вот и ключик к пугающей загадке. Знание Конана – заемное, почерпнутое из сердца Фафнира. А все пророчества его – суть пророчества Фафнира.
Он причастился драконьими плотью и кровью, и со всей неизбежностью станет драконом. Живым или мертвым, просветленным или безумным – драконом, не человеком.
Через одну-две трапезы Конан начнет понимать язык деревьев и птиц. Ему откроются тайны Творения и Конца Мира. Но если природа дракона была этому знанию созвучна и, более того, сама являлась его неотъемлемой частью, то природа человека такой полноты заповедных сведений не выдержит.
И что же случится тогда? Конец Конана – вот что.
Знание о том, что ждет варвара, пришло к Зигфриду вместе с кровью Фафнира. Но королевич отделался гомеопатическими дозами драконовости, а Конан хлебнул этого сомнительного эликсира от души.
Удивительно, как еще Конан жив остался.
Или не остался? Вдруг по ту сторону двери уже обдирает с себя остатки лопнувших шароваров некий новоявленный монстр, дракон-антропоген? Ведь Конан, договорив до конца прорицание о Ловце Памяти, заткнулся и вот уже несколько минут из-за двери не доносилось ни звука.
– Король, как вас теперь правильнее называть!? Человек Конан или дракон Конан? А может, король Фафнир?
– Провались ты к дэвам, королевич, – безнадежным, похмельным голосом отозвался Киммериец. – Я – это я.
– Так о чем мы с вами говорили, король Конан?
– То есть как это о чем? Ты что – уже забыл?
– Не серчайте. Я лишь хочу проверить, внимательно ли вы меня слушали. Мне почудилось, что вы задремали.
– Каков наглец. Думаешь, если я до тебя не могу добраться, так можно выказывать недоверие старшему. И какому старшему! Конану из Киммерии!
– Я могу сейчас встать и пойти прочь. И тогда ни через пять, ни даже через пятьсот пять дней никто эту дверь не откроет. Помните: ключ с моей стороны.
– Долбодятел, – процедил Конан еле слышно.
Зигфрид молча ждал более содержательного ответа. И, как уже случилось возле Флейты Ветров, он варвара переупрямил.
– Знай же, жестоковыйный отрок: я слушал тебя более чем внимательно. Ты рассказывал мне со слов Фафнира о Ловцах. Куда тебе нужно направиться и что сделать, чтобы твои назначения сбылись.
– Это я вам рассказывал? – переспросил Зигфрид, нажимая на «я».
– Ты. Ты! Ты, чтоб мне сдохнуть!
Вот так-то. Трансмутация личности Конана шла полным ходом. И проходила она в высшей степени любопытно. Устойчивую связь с человеческой действительностью варвар стремительно терял. Но вторая, драконья, природа, овладевающая его сознанием, пока не открывала варвару своего присутствия, прикидываясь до времени чем-то внешним, далеким и безопасным.