Конан и Смерть
Шрифт:
Пока Фафнир умирал, а Зигфрид принимал душ, Конан только и успел, что возблагодарить Митру – на скорую руку. Теперь же выходило, что благодарности были преждевременными, Митра ему не помощник и единственный союзник Киммерийца – его верный кинжал. Где же он???
От омовения в драконьей крови у Зигфрида сразу же раззуделась кожа. Но главное – что-то произошло с его зрением. На месте выхода из пещеры он видел теперь яркую звезду, на месте Конана – светящуюся гнилушку. Фафнир представлялся продолговатым окошком, за которым серебрится
Зигфрид закричал. От его крика некто в черном балахоне обернулся. Белые зубы, обнаженные десны, вечная улыбка костяка. Весло вышло из воды целиком и Зигфрид увидел, что это не весло, а коса. Пассажир, путешествующий в лодке лежа, был Зигфридом. Кормщик – Смертью.
Комит небесного воинства Иисус и его пресвятые центенарии, спасайте! Отведите сатанинские мороки!
Зигфрид вскочил и бросился наутек. Налетел на стену – вещественная геометрия коридора не совпадала с параллельной , на которой сфокусировалось зрение Зигфрида под воздействием крови Фафнира.
Шарахнувшись в сторону, Зигфрид пробежал вперед еще тридцать шагов и налетел на противоположную стену.
Проклятье!
Но выход был уже близко. Укрепившись духом, Зигфрид отважно нырнул в недра ослепительной звезды – и, не опалив даже кончиков волос, вынырнул уже по ту сторону параллельного зрения, встреченный объятиями вечерней сырости и мокрой травы.
В пещере рычал и бесновался Фафнир – воплощенная ненависть к роду человеческому.
Зигфриду почудилось, что дракон мчится за ним по пятам. Смерть от когтистой лапы раненого Фафнира была бы справедлива. Королевич признавал это. Тот, кто привел под видом друга убийцу, заслуживает и смерти, и посмертного проклятия.
Но жажда жизни выше справедливости, моральные категории чужды телу.
Тело Зигфрида, вместо того чтобы ожидать заслуженного возмездия, выпрямилось перед вставленным в скважину ключом. Руки Зигфрида схватились за футовый рычаг и повернули ключ: раз, другой, тре… тре…
Кровь Фафнира стекала по ногам королевича и, орошая траву, превращала ее в ломкие кристаллы золотистого шпата.
Вода из второго резервуара хлынула на лопасти приводного колеса. Дверь закрывалась.
Конан, неукротимый варвар из Киммерии, едва не оглох от драконьих завоев. Но самообладания, в отличие от Зигфрида, не потерял.
Когда Зигфрид побежал к выходу, а Фафнир, кукольно переставляя одеревеневшие ноги, наоборот – попятился в глубь пещеры – Конан отыскал и подобрал свой кинжал. После возвращения из драконьего нутра сталь приобрела невиданный вишнево-красный цвет, слоновая кость рукояти окрасилась лимонной желтизной.
Левая ладонь, оставшаяся без мизинца, болела нестерпимо. Обрубок
Конан вырвал из своего ожерелья разом три головки убой-мака и поспешно разжевал их. Обезболивающее действие офирского зелья сказалось почти сразу: онемели и руки, и ноги, и челюсть, и язык. Позвоночник словно заиндевел. Впрочем, конечности по-прежнему слушались Конана, а это было главным.
Киммериец отвернулся, зажмурился и, процедив сквозь сжатые губы заклинание, открыл перстень Эфирного Паука. С тихим гудением из полости в перстне, которая скрывалась под массивным рубином, выбрался дух по имени Эфирный Паук.
Он молниеносно принялся за работу и через несколько мгновений соткал из воздуха образ Конана – ни в чем от Киммерийца не отличимый. Рядом с Конаном теперь стоял, пошатываясь как пьяный, второй Конан.
Природа Эфирного Паука была такова, что он быстро растворялся в воздухе, если только его не защищала теллурическая магия рубина. А потому дух почел за лучшее пару раз глотнуть праны из уст своего хозяина и сразу же скрыться в перстне.
Конан надавил на рубин и тот со щелчком вернулся на место.
После этого Киммериец открыл глаза. Смотреть на Эфирного Паука в процессе работы хозяину возбранялось категорически. В противном случае Паук перехватил бы взгляд, внедрился в зеницу ока и поселился у Киммерийца в черепной коробке. Перспектива безрадостная – особенно если учитывать несносную болтливость духа.
Фафнир, движимый чем угодно, но только не жизненной силой, прекратил пятиться. Он во все глаза смотрел на Конана. Варвар, похоже, впал в столбняк. Руки его были опущены, голова склонилась набок.
Фафнир, в сознании которого уже тикали секунды последнего отсчета, с сомнением разглядывал фальшивого Конана. С тем, что из его крылатого тела ушла почти вся жизнь, а теперь уйдет и движение , дракон уже свыкся. Фафнира заботил лишь один вопрос: покарать Киммерийца за его вероломство немедленной смертью или вверить жизнь варвара неумолимой Судьбе?
А настоящий Конан готовился к последней схватке. Затаившись за хрустальным симулякром Фафнира, он выжидал, пока дракон атакует его, Конана, воздушное подобие. По его расчетам, при этом тварь должна была приблизиться настолько, чтобы сделался возможным последний, решающий удар кинжала – в глаз.
Если вонючий евнух Лоламба был прав и глаз дракона тверже стали – попытка не увенчается успехом и челюсти живучего исчадия Ангра-Манью, сомкнувшись на черепе Конана, выдавят мозг из ноздрей и глазниц. Но если Лоламба заблуждался… о, тогда он, Киммериец, дарует людям свободу от гнета пернатого тирана!
Все разрешилось быстро – как яйцо разбилось.
Фафнир прыгнул вперед.
Сотканный из воздуха фальшивый Конан разлетелся в клочья. Невесомые, разноцветные – они закружились в воздухе, возмущенном драконьими лапами.