Конан и Время жалящих стрел
Шрифт:
Троцеро почувствовал себя оскорбленным. Мелани, помнится, говорила ему то же самое…
– Моя вотчина мала для тебя, принц?! Мне она всегда была в самый раз, но, должно быть, у молодых размах иной. Так что же… – Он вздохнул. – Если Пуантен недостаточно хорош – к нему можно присоединить Зингару. А затем и Аргос. Я долго думал об этом, Валерий. Это вполне возможно. И, стоит тебе пожелать…
Принц предостерегающе поднял руку.
– Прошу вас, граф, вы поняли меня превратно! Я отнюдь не пытался оскорбить
– Но почему?! – Крик это вырвался у Троцеро, точно рык раненого зверя. – Почему?
Валерий с недоумением взглянул на него.
– Потому что я не являюсь вашим наследником, граф. И пуантенская знать никогда не примет меня.
– Нет! – Огонь решимости вспыхнул в глазах Троцеро. – Ты ошибаешься, Валерий. Они примут тебя – если узнают, что ты мой сын.
Наступило долгое молчание. Валерий сперва решил, что ослышался, и вновь обратился к пуантенцу.
– Прошу простить меня, граф… Мне показалось…
– Нет, Валерий, ты не ослышался. – Теперь голос Троцеро звучал твердо, и сомнениям не было места в душе его. – Я поклялся твоей матери, что не выдам нашу тайну – но теперь я вправе открыться тебе…
– Ты наш сын, мой и Мелани, – продолжил он уверенно. – И потому мои нобили не смогут не признать тебя. Ты станешь владыкой Пуантена, мой Валерий!
В душе Троцеро ожидал благодарности, возможно даже, слез признательности на глазах принца. Он не был готов к недоверию в его холодном взгляде.
– Ваши слова мне льстят, граф – насколько может польстить человеку известие, что он является не законным сыном своего отца, но лишь презренным бастардом! Однако для такого утверждения надобны доказательства. Боюсь, одного вашего слова мне недостаточно. В таком вопросе я едва ли поверил бы на слово и собственной матери!
Троцеро был поражен. Принц, вместо благодарности и гордости за отца, испытывал лишь стыд при мысли, что рождение его оказалось незаконным.
Как далеко это было от того, что воображал себе в мечтах пуантенец!
И все же перед ним был его сын. Его плоть и кровь! Графу казалось, в Валерии он видит отражение себя самого в юные годы, своего упрямства, горячности…
Возможно, на месте Валерия, он отреагировал бы так же!
Приглушив гнев, он произнес как мог спокойно.
– Быть сыном графа Пуантенского, пусть и незаконорожденным, не такой уж позор, Валерий. Или ты считаешь иначе?
Молодой человек вспыхнул.
– Я не знаю, что ответить вам на это, граф! И повторяю: мне нужны доказательства. Лишь тогда я смогу продолжить этот разговор.
Троцеро пристально взглянул на Валерия. Как может он сомневаться?
Неужто кровь не заговорила в нем, как заговорила в его отце?!
– По счастью, доказать это просто, –
Во взгляде Валерия было искреннее недоумение, и тень облегчения примешивалась к нему.
– Прошу простить меня, граф, но у меня никогда не было такого родимого пятна.
– Что-о?!
Ярость и смятение Троцеро были так очевидны, что Валерий почувствовал себя неловко.
Что за мучительная сцена! И для чего, Митра помилуй, понадобилось графу затевать этот нелепый спектакль? Неужто у него в Пуантене не найдется кому предложить свой трон?!
Смущенный нелепостью положения, в котором он оказался, Валерий отогнул ворот рубахи, чтобы граф своими глазами мог убедиться в его правоте. Кожа под левой ключицей принца была девственно чиста.
На несчастного графа было жалко смотреть. Из деликатности Валерий отвернулся, давая тому время прийти в себя.
Наконец Троцеро взял себя в руки.
– Я прошу просить меня, Ваше Высочество, хотя допускаю, вы вправе потребовать, чтобы нанесенное оскорбление было смыто кровью, – произнес он натянуто.
Лицо его приобрело пепельный оттенок, в глазах застыла невыносимая мука. Больше всего Валерию хотелось бы утешить несчастного, обнять его… но это было невозможно, после всего, что произошло между ними.
– Забудьте об этом, граф, – вымолвил он сухо. – Я обязан вам жизнью – что может быть превыше этого?! И видит Митра, я почел бы за честь назвать вас отцом.
– Однако ты счастлив в душе, что не являешься моим сыном! – возразил тот с горечью.
Попытка примирения не удалась. Принц понял, что никакие его усилия не смогут вернуть того, что ушло безвозвратно.
– Моя благодарность, граф, не знает границ, – заметил он холодно. – Но я не вправе требовать от вас большего. На этом пути наши расходятся. Я не могу рисковать, чтобы вас заметили в обществе беглецов!
В душе он еще ожидал, что Троцеро станет протестовать, предлагать свою помощь. Он даже готов был принять ее, ибо не мог и представить себе, как выберется из города через кордоны стражников, да еще обремененный Орастом, который не способен передвигаться самостоятельно… Однако его ждало разочарование.
Троцеро взглянул на него с явным облегчением.
– Мне очень жаль, если Ваше Высочество не нуждается более в моих услугах. Однако я буду счастлив помочь еще хотя бы в малом…
Неловким жестом граф потянулся за пазуху, достал объемистый кошель, и, пряча глаза, протянул его принцу.