Конан. Пришествие варвара (сборник)
Шрифт:
С величайшим трудом он заставил себя сесть. Спустил ноги с ложа – и встал, качаясь как пьяный. Оруженосец кинулся на помощь, но Конан отпихнул его прочь.
– Дай лук! – прохрипел он, указывая на длинный лук и колчан со стрелами, висевшие на столбе.
– Но, государь… – в величайшем смятении осмелился возразить оруженосец. – Ведь битва проиграна! Тебе надлежит сдаться с достоинством, приличествующим человеку королевских кровей…
– Я не королевских кровей! – зарычал Конан. – Я варвар и сын кузнеца!
Выхватив у юноши лук и стрелу, он кое-как доплелся до выхода из шатра. Он был почти обнажен, если не считать коротких
Шатаясь и широко расставляя ноги, чтобы не упасть, Конан рванул дверную занавеску и вышел наружу, под тент. Король Немедии и его спутники, как раз сошедшие с коней, замерли на месте, с изумлением взирая на неожиданно представшее перед ними видение.
– Я здесь, шакалы! – услышали они рык киммерийца. – Я – король! Попробуйте-ка взять меня, сукины дети!
И прежде чем они успели опомниться, он натянул лук и спустил тетиву. Оперенное древко затрепетало в груди рыцаря, стоявшего подле Тараска.
– Проклятье! – выругался Конан. – Ну? Берите меня, если посмеете!
Покачнувшись на непослушных ногах, он привалился спиной к столбу и обеими руками поднял перед собой меч.
– Клянусь Митрой, это действительно король! – вырвалось у Тараска.
Быстро оглядевшись вокруг, он рассмеялся:
– Тот, другой, был просто одет в его доспехи! Живо вперед, псы! Принесите мне его голову!
Трое воинов – судя по их эмблемам, королевские стражники – ринулись на Конана. Один из них походя взмахнул булавой, замертво уложив беднягу оруженосца. Двоим другим повезло меньше. Первый, подскочивший к аквилонскому королю, едва успел занести меч: Конан встретил его страшным ударом наотмашь. Клинок разрубил звенья кольчуги, как полотно, и отсек руку немедийца вместе с плечом. Тело рухнуло вперед, угодив под ноги товарищу. Тот споткнулся, выпрямиться ему было не суждено: меч Конана пронзил его насквозь.
Тяжело дыша, Конан высвободил клинок. Короля сотрясала дрожь, широкая грудь тяжело вздымалась, по лицу и по шее ручьями тек пот. Но свирепые глаза вдохновенно горели:
– Иди сюда, бельверусская гнида! Мне до тебя не дотянуться! Подойди и умри!
Тараск замешкался, поглядывая то на уцелевшего воина, то на своего оруженосца – худого и мрачного человека в черной кольчуге. Потом все-таки шагнул вперед. Он намного уступал гиганту киммерийцу силой и статью, но на нем был надет полный доспех, а искусство Тараска как фехтовальщика было известно во всех западных королевствах. Оруженосец удержал его за руку:
– Не рискуй жизнью понапрасну, мой повелитель. Я позову лучников, и они расстреляют варвара, точно дикого льва.
И никто из них не заметил колесницы, которая подъехала во время схватки и остановилась чуть позади. Один Конан видел ее, и странный холодок пробежал у него по спине. Даже в вороных конях, впряженных в колесницу, смутно угадывалось нечто нездешнее. Но не кони приковали взгляд короля, а человек, стоявший на колеснице. Он был высок и превосходно сложен, облачен в длинное, ничем не украшенное шелковое одеяние. Складки шемитского головного убора скрывали черты лица – видны были лишь темные магнетические глаза. В белых руках угадывалась немалая сила: они твердо
– Привет тебе, Ксальтотун! – обернувшись, воскликнул Тараск. – Смотри, вот аквилонский король! Оказывается, он не погиб под обвалом, как мы полагали.
– Знаю, – ответил Ксальтотун.
И, не позаботившись объяснить, откуда он это знает, спросил:
– И что ты намерен с ним делать?
– Позову лучников, и пусть расстреляют, – сказал немедиец. – Покуда он жив – он слишком опасен!
– И все-таки даже пес бывает полезен, – проговорил Ксальтотун. – Возьмите его живым.
Конан хрипло рассмеялся.
– Иди сюда и попробуй, – предложил он ахеронцу. – Если б не мои ноги, я бы выкорчевал тебя из колесницы, как дровосек дерево. Живым ты меня не получишь!
– Боюсь, он говорит правду, – вставил Тараск. – Он же варвар, бессмысленный и свирепый, точно раненый тигр. Я позову лучников.
– Смотри и учись, – сказал Ксальтотун.
Его рука нырнула в складки одежд и извлекла наружу нечто блестящее – какой-то полированный шарик. Внезапным движением Ксальтотун метнул его в Конана. Киммериец с презрением отмахнулся мечом… но шарик, едва коснувшись клинка, с громким треском взорвался. Полыхнуло слепящее белое пламя, и Конан без сознания рухнул на землю.
– Он мертв? – В тоне Тараска скорее звучало утверждение, а не вопрос.
– Нет, – ответствовал Ксальтотун. – Всего лишь оглушен. Он очнется через несколько часов. Прикажи своим людям связать его по рукам и ногам и бросить в мою колесницу.
Тараск кивнул, и воины исполнили приказание, ворча на неподъемную тяжесть. Ксальтотун набросил на безжизненное тело бархатный плащ, полностью укрыв короля от случайного взгляда, и собрал вожжи.
– Я еду в Бельверус. Передайте Амальрику, что я буду с ним, если понадоблюсь. Но поскольку Конан устранен, а его войско разгромлено, я полагаю, для завершения завоевания хватит и простого оружия смертных. Вряд ли Просперо приведет сюда более десяти тысяч воинов: прослышав о нынешней битве, он, несомненно, отступит к Тарантии. Ни Амальрику, ни Валерию о пленнике не говорите. Пусть думают, что Конана раздавили рухнувшие скалы!
Тут он уставился на королевского стражника и смотрел на него так долго и пристально, что воин принялся нервно переминаться.
– Что это там у тебя на животе? – спросил Ксальтотун.
– Как что? Пояс, с твоего позволения, господин… – ошеломленно выдавил стражник.
– Лжешь! – Смех Ксальтотуна был безжалостен, точно разящий клинок. – Это ядовитая змея. Глупец, ты подпоясался змеей!
Тот наклонил голову, недоуменно тараща глаза, и, к его ужасу, пряжка ремня ощерила истекающие ядом клыки и зашипела ему в лицо. Вместо ремня тело воина опоясывал отвратительный гад. С диким криком стражник ударил ладонью по оскаленной морде, почувствовал, как входят в тело клыки… и, застыв в столбняке, тяжело повалился наземь. Тараск смотрел на него без всякого выражения. Он видел простой кожаный ремень и пряжку с острым язычком, впившимся в руку воина. Ксальтотун обратил свой гипнотический взор на оруженосца Тараска. Тот затрясся, серея лицом, но король вмешался: