Концепции современного востоковедения
Шрифт:
Другой задачей исторического произведения может быть уже знакомое нам стремление к прославлению и консервации памяти о достославном событии или политическом деятеле. Живший в начале XI столетия историк Абу-ль-Фазл Мухаммед ибн Хусейн Бейхаки, автор «Та’рих-и Бейхаки» – хроники династии Газневидов, вообще хотел бы, чтобы его сочинение привлекло внимание грядущих поколений, а не современников. «Цель моя заключается не в том, чтобы рассказать людям нашей поры о жизни султана Мас’уда; они его видели и осведомлены… Моя цель состоит в том, чтобы написать достойную летопись и возвести величественное здание так, чтобы воспоминание о нем сохранилось до скончания веков» 194 .
194
Бейхаки
Консервация величественного и достойного памяти – это закономерное и вполне логичное продолжение традиции, которую мы определили как стремление к дидактичности и полноте. Пространство человеческого существования наполнено героическими событиями и взлетами духа – перед внимательным взглядом возникает огромная всемирная фреска, она и развлекает любознательного, и дает урок читателю вдумчивому.
Как известно, первый опыт создания «Всеобщей истории» принадлежит греческому ученому Полибию (ок. 201–120 гг. до н. э.), оказавшемуся под сильным впечатлением военно-политических событий, свидетелем которых ему суждено было стать.
«Необычайность событий, о которых мы намерены говорить, сама по себе способна привлечь каждого, стар ли он или молод, к внимательному чтению нашего повествования… Раньше события совершались как бы разрозненно, ибо каждое из них имело свое особое место, особые цели и конец. Начиная же с этого времени история становится как бы одним целым… Особенность нашей истории и достойная удивления черта нашего времени состоят в следующем: почти все события мира судьба направила насильственно в одну сторону и подчинила их одной и той же цели…» 195
195
Полибий. Всеобщая история / Пер. Ф. Г. Мищенко. СПб., 1994. Кн. 1. С. 148–149.
Полибию довелось оказаться в историческом кайросе 196 , «благовремении», которое продемонстрировало, как выразился бы ученый XIX столетия, единство исторического процесса. По существу, о такого же рода кайросе писал и Геродот: именно Греко-персидские войны, как мы видели, сформировали его взгляд на эйкумену. Полибий сформулировал основные элементы телеологического взгляда на историю (пусть она имела у Полибия и циклический характер), что стало первым шагом к формированию таких присущих европейским мыслителям христианской эпохи явлений, как историософия и философия истории.
196
Кайрос – греческий бог счастливого мгновения, в переносном смысле – судьбоносный момент удачи, неуловимый миг удачи.
Христианская культура сделала решительное движение в сторону тотальности исторического взгляда на мир. Отныне история не могла мыслиться иначе, чем всеобщая, так как мир был создан единым Творцом. При этом, правда, человеческое сообщество оказалось разделенным на две области, условно называемые как «спасаемыми народами» и «неспасаемыми». Большинство христианских богословов поздней Римской империи полагали, что историческая перспектива Царствия Божьего возможна только для христиан, объединенных под эгидой веры в Воскрешение. Проповедь среди северных варваров, живших за укрепленным лимесом, а также Дунаем и Рейном, считалась бессмысленной и даже вредной, поскольку эйкумена рассматривались исключительно в границах римского мира.
Вполне закономерное для древнего мира имперское высокомерие окажется унаследованным и европейскими мыслителями. Гегель в «Философии истории» разделяет нации на «исторические» и «неисторические». Последние не осознают исторического пространства своей судьбы и не способны к развитию в себе принципа свободы. Вплоть до конца XIX столетия будут различать «цивилизованные народы» и «варварские». Россия, довольно поздно появившаяся на европейской сцене, на своем опыте ощутила и ощущает настороженно-пренебрежительное отношение «цивилизованных партнеров», сохраняющих в своем «коллективном бессознательном» идею «неисторических наций».
Подобное разделение не мешало западным мыслителям создавать провиденциальные и телеологические модели истории, охватывающие общее мировое пространство. Одна из самых знаменитых
В Средние века доктрина Августина, основателя философии истории, долго оставалась непререкаемым авторитетом. Новое время и, особенно, век Просвещения наносят жестокий удар по догматической стороне христианской философии, но работы Августина Блаженного продолжают служить источником дальнейшего развития исторической мысли. Одна из наиболее известных и неоднозначных трактовок принадлежит Джамбаттисте Вико – отнюдь не просветителю, а, скорее, одному из последних представителей эпохи Возрождения, ревностному защитнику католической церкви, хулителю ведьм, с подозрением смотревшему и в сторону поэтов. В труде 1725 г. «Основание новой науки об общей природе наций» разрабатывается учение, где идея многообразия культур сочетается, с одной стороны, с циклической моделью развития, а с другой – с концепцией Промысла и сверхисторических универсалий. «Глас Провидения», по мнению Вико, звучит всегда и по существу своему неизменен. Он указывает на идеалы справедливости, добра и правды, которые «Божественный проект» как бы предлагает человечеству, но которые могут по-разному реализовываться или не реализовываться в нашей истории. Они пребывают в пространстве возможности, которую человечество осваивает, проходя путь от дикости к утонченной, но чреватой падением в бездну порока цивилизации. Каждый из моментов становления отдельной культуры недостаточен сам по себе, но и самоценен, рождая неповторимые и не снимаемые последующими этапами художественные образы. Подобный Образ мира подразумевает не жесткую последовательность истории и не всемирную связь событий, но наличие внеисторической схематичности, которая позволяет раскрыться богатству исторического содержания, сколь бы драматичные формы это раскрытие не принимало.
Совершенно особое место среди Образов мира в историческом знании занимает философия истории Гегеля. Если такие просветители, как Вольтер и Гердер, говорили о возрастании «естественного света» истины (lumen naturale) или «гуманности» в истории, то Гегель утверждал, что «единственною мыслью, которую привносит с собой [в историю] философия, является та простая мысль разума, что разум господствует в мире, так что, следовательно, и всемирно-исторический процесс совершался разумно» 197 .
197
Гегель Г. В. Ф. Лекции по философии истории / Пер. А. М. Водена. СПб., 1993. С. 64.
Понимание мира как Теофании Бога, т. е. материального боговоплощения, позволяет Гегелю видеть сквозь многообразный и противоречивый лик универсума единый диалектически становящийся организм, в котором наличие «неисторического» только подчеркивает движение «исторических» частей. Эта идея закономерно оборачивается эсхатологическим представлением о скорейшем достижении сознания свободы и воплощения его в европейском (прежде всего германском) мире.
Подобный «финализм» оказывается свойствен всем крупным философам XIX–XX столетий, исповедовавшим идею единства и целесообразности исторического процесса. Быть может, наиболее ярко она проявилась в марксизме, видевшем в общественном противоречии неодолимую силу, которая выносит на авансцену истории пролетариат – первый класс, который способен построить справедливое, бесклассовое, а значит, «отменяющее историю» общество. Показательно, что и принадлежавший к числу критиков марксизма Френсис Фукуяма, чья статья «Конец истории?», вышедшая в 1989 г., произвела эффект разорвавшейся бомбы, поставил уже знакомый нам вопрос о двух типах обществ, названных автором «историческими» и «пост-историческими». Только, в отличие от Гегеля, отныне отрицательной оценкой отмечены «исторические» цивилизации, для существования которых необходим конфликт – этнический ли, религиозный или идеологический. Ослабление крупных «исторических» (т. е. конфликтующих) государств превращает их в «аутсайдеров» мировой реальности, выбрасывая за границы постисторической (глобальной) эйкумены.