Концепция силы. Юлька
Шрифт:
— Ладно. Ты как извинение — это я понимаю. Но зачем тут ещё и перчатки?
И только в ванной, млея от нежно овевающих её тёплых струй, она по странной аналогии вспомнила: вот она стоит у ворот к Владу, вот пытается согреть озябшие пальцы.
«Извинение? Слишком притянуто. Подарок? За что? Не люблю быть обязанной. А вдруг потребует что-нибудь взамен? Да и не привыкла я к таким подаркам. Да ещё от мужчин… Ой, значит, он знает мой адрес! Откуда?! Тот парнишка!! Неужели ещё прижжет? Ой, не надо! Если я завтра натяну перчатки, а он увидит… Что теперь делать… Ведь холодно, а в них так
Приготовление ко сну, привычный расклад вещей по местам всегда успокаивал. Сначала так и было. Но происшествия дня всё-таки не смогли её заставить забыть одной дополнительной подробности, которую она неукоснительно соблюдала с некоторых пор.
Итак, сначала засунуть будильник под кровать. Звонок сломан да и не нужен Юльке, встававшей по внутренним часам и лишь в последнее время просыпавшейся среди ночи не вовремя, — вот он, будильник и понадобился на всякий случай. Поколебавшись, Юлька посмотрела на ящики письменного стола.
Ещё вчера неожиданно подумалось: а что, если этими приготовлениями она только провоцирует ночные неприятности? Но и носить всё в себе тягостно. Доверишься бумаге — бессонница продолжается, зато уходит физический, чисто животный страх…Странно, что она всегда вспоминает об этом лишь вечером, перед сном.
Юлька вздохнула и разложила на столе чистые альбомные листы, рассыпала рядом цветные карандаши. Вот теперь всё. Она выключила торшер и, немного насторожённая, легла под одеяло.
–
На этот раз ей дали поспать подольше. Слишком близко к постели оказался новый в её комнате предмет — игрушка. Этот предмет задерживал Проявление. Задерживал, но всё же…
И вновь Юльку выбросило из сна.
Обрёванная, тоненько хныкающая, она пришла в себя под включенным торшером, с карандашом в руках. Поняла, наконец, что уже не спит, положила карандаш на стол и обхватила плечи, пытаясь справиться со всхлипами.
Одинокий фонарь среди оголённых деревьев в детском саду давал безразлично-белый свет. В двух домах напротив света нет вообще. Пустая распахнутость ночи испугала так, что пришлось поспешно задёрнуть шторы.
Судорожно вздрагивая, Юлька склонилась над столом. Этой ночью она заполнила рисунками три листа. У всех тварей развёрстые в кровожадном визге пасти. Торжество в предвкушении крови багровело в безумных выпученных глазищах. Не лица — морды во весь лист, ярко и выразительно раскрашенные. У одного основной цвет — фиолетовый с вкраплениями будто бегущего светло-жёлтого…
Юлька машинально поискала глазами фиолетовый карандаш. Уменьшенный почти вдвое, он лежал рядом со сломанной точилкой.
Вскоре все три листа отправились в папку, которая затем надёжно спряталась на дно третьего ящика, под материалами к пушкинскому вечеру.
Полтретьего ночи. Вторая стадия ночи — бессонница. Мельком глянув на заранее положенный около будильника роман Тургенева (перечитывала к уроку), Юлька присела на громко скрипнувшую в звонкой тишине кровать.
Навязчивый вопрос и обязательно без ответа: что происходит? Когда, а главное — чем закончится? Тётя Катя обещала месяц или неделю. Именно это — то, что происходит ночью, она имела в виду? А выдержать ли ей, Юльке, месяц или неделю без нормального сна?
Крутой поворот мыслей — и Юлька взяла с кресла зайца, в обнимку с ним легла на постель. Хоть вспомнить счастливое умиротворение когда впервые обняла игрушку…
Юлька внезапно сильно зевнула, успела так же сильно удивиться, а через минуту крепко спала.
4
Она стояла перед зеркалом. Подвела небольшие сумрачные глаза карандашом, растушевала линию тенями. Покосилась на пудреницу. Та появилась у Юльки недавно, когда пришлось прятать тёмные, словно набухшие мешки под глазами — прятать следы недосыпания. Но сегодня она выспалась, и синева под глазами почти незаметна. А пудру она всегда терпеть не могла… Нет, сегодня она пудрой точно пользоваться не будет…
Сняла резинку, помотала головой. Вот так. Светло-русые волосы смягчили широкоскулое лицо, и Юлька себе даже понравилась — особенно в этой части комнаты, куда свет из окна доходил слабовато.
Возможно, только суеверием и мнительностью объяснялось твёрдое убеждение девушки, что именно игрушка помогла ей спастись от бессонницы. Но убеждение было весьма твёрдым, и зайчишка сидела теперь уже не в кресле, а на почётном месте — на кровати, среди подушек. Взглядом попадая на него, Юлька неизменно расплывалась в счастливой улыбке. А мысли о том, что бы она пережила без него прошедшей ночью, едва не приводила к слезам.
Поймав себя на очередном плаксивом выражении, девушка неожиданно нахмурилась: она — слабая? Никогда раньше за собой не замечала. А может, была слабой, но не воспринимала как факт?
Углубляться в самоанализ не хотелось. Хотелось выйти из шаткого слезливого состояния. Но как?
Взгляд на часы. Минут десять до выхода из дома ещё есть. Она быстро подошла к магнитофону, надела наушники, даже не поинтересовавшись, что за кассета поставлена. Ликующий вопль, жизнерадостный и заразительный, в один момент взвинтил её, а жёсткий ритм расправил ей плечи. Она физически почувствовала то мгновение, когда прежняя Юлька, готовая к слезам, взорвалась вдребезги, а нынешняя подняла голову резко и насторожённо. Агрессивно-поднимающая музыка лепила агрессивную гордую Юльку. Музыка требовала действия — и переполняемая отданной ею энергией Юлька теперь готовилась храбро посмотреть в глаза любой опасности…
Телефонный звонок перехватил её у раскрытой двери.
— Юлия? Доброе утро…
Мягкий голос Влада обычно успокаивал, но сейчас девушка находилась в боевом настроении, поэтому, не здороваясь, она почти перебила его:
— Влад, извини, я опаздываю на работу!
— Перезвоню после обеда? — с вопросительной интонацией предложил Влад.
— Хорошо! До свидания!
Она выскочила на улицу, готовая свернуть горы — и похожая на задиристого петушка, как сама же обозвала себя, подходя к школе. В душе она похихикала и несколько раз про себя вызывающе прокукарекала. «Только и только про себя. Ноблесс оближ, — важно подумала Юлька, — у меня классы и так психованные».