Концерт для баритона с оркестром
Шрифт:
– Вранье все это! Когда война началась, мне почти два года было. Понял! Я бы все запомнил бы! А ты глупости говоришь - и мама моя, и папа мой!
Я ему говорю:
– -Да пожалуйста! Мне-то что!
Больше мы об этом с ним не говорили. Червей накормили и побежали в школу.
Возвращаюсь, смотрю, он у ворот стоят, меня дожидается.
– Это правда, - говорит.
– Я теперь все вспомнил.
– Что все?
– Точно я не могу вспомнить, помню только, что, меня из
детдома брали. Детдом помню.
Я ему говорю:
– Ты что, переживаешь?
Он покачал
– И правильно, - говорю, - у меня тоже родителей нет; отец на фронте погиб, матери тоже нет. Я же не переживаю. Тем более что твои приемные родители к тебе лучше родных относятся.
Он кивнул толовой и ушел. В этот день мы с ним больше не встретились.
Ночью я проснулся оттого, что меня разбудили. Открыл глаза, ничего понять не могу, сперва мне даже показалось, что это сон. В комнате родители Адиля стоят, моя тетка и дядя. У Адиля матери слезы текут не останавливаясь.
Дядя у меня спрашивает:
– Адиль тебе ничего днем не говорил?
– Что? О чем?
Дядя оглянулся на мать Адиля, снова ко мне:
– Ну, что он собирается из дому убежать? А я только об одном и думаю, знают ли они, что это я ему все рассказал.
– Нет, - говорю, - ничего он мне не говорил.
– Он же мне и вправду ничего не говорил.
Тогда Адиля отец у меня спрашивает:
– Ты не заметил, может быть, он чем-то расстроен был? Или обидел его кто?
Тут я понял, что он им ничего не рассказал.
– Нет, - говорю.
– Он мне ничего не говорил.
После этого они ушли. Тетя с дядей переглянулись, дядя
покачал головой и говорит:
– Каких только мерзавцев земля не носит! Тетка говорит:
– Я уверена, что Валида ему ничего не сказала. Уверена!
– Не Валида, так другой кто-то постарался! Своими руками удавил бы.
С утра во дворе только об Адиле и говорили. По-моему, в тот день все наши соседи опоздали на работу. Я, например, в школу опоздал, на второй урок пришел только. Валида-ханум чуть свет к нам прибежала. Говорит, что Адиля отец ночью связался с милицией, они по его просьбе устроили проверку во всех поездах и на всех дорогах из Баку поставили дежурных. Оказывается, отец Адиля-очень большой начальник в нефтяной промышленности. Это тоже Валида-ханум сказала. Все соседи гадали и думали, кто бы это мог Адилю рассказать о том, что он приемыш. Его отец домой еще не возвращался, как ушел с ночи на розыски, так и не вернулся. А мать одна сидела дома. К ней все соседки по очереди ходили успокаивать, только все без толку, она сидела молча, слушала, что ей говорят, по всему было видно, что она не слышит. Она утром приходила к нам, я завтракал, она села напротив меня и говорит:
– Я тебя прошу, ну, пожалуйста, ты вспомни, может быть, он говорил тебе, куда он собирается уйти, может быть, он говорил тебе, а ты забыл. Постарайся, сынок, вспомнить!
Ничего он мне не говорил. Что я ей скажу? Она встала и ушла.
Знал бы, что он из дому может уйти, да я бы слова ему не сказал бы! Он же всегда такой спокойный, а тут нате вам! И непонятно ведь, чего это он из дому убежал? Я же не убегаю! Это, наверное, от неожиданности. Куда это он, интересно, убежал? Все равно ведь найдут!
Я шел по улице и
Я обрадовался, когда Эльмира пришла.
– Подожди, ты что, забыл?.. Ты же обещал мне пьеску сочинить!
А я не забыл. Я несколько раз пытался, ничего не получилось, только начинает казаться, что придумалось, начинаешь играть, и сразу же получается какая-нибудь знакомая мелодия.
– Ничего я не сочинил!
– Почему?
– Потому что не получается у меня. И не хочу я ничего сочинять. Не нравится мне.
Она на меня внимательно посмотрела и спросила:
– Тебе вообще не хочется музыкой заниматься?
– Не хочется! Это все дядя мой придумал. А я не хочу! Музыку я люблю. Мне музыкантом быть не хочется. Пусть меня в нормальную школу переведут!
– Знаешь, милый, - сказала она.
– Я еще ни одного человека не встречала, которому бы нравилось музграмотой заниматься или сольфеджио. А вдруг когда-нибудь тебе захочется быть музыкантом? Вот тогда-то все эти занятия тебе пригодятся.
– Не хочу, - сказал я.
– Я и дяде скажу. Сегодня же. Пусть что хочет делает!
– Случилось что-нибудь у тебя?
Я ей хочу ответить и не могу, комок в горле застрял. Уставился в пюпитр и молчу. Она погладила мне голову, потом вздохнула, обняла меня правой рукой.
– Что с тобой, Ушки?
Тетка вошла в комнату и так и осталась в дверях стоять. Сидим мы с Эльмирой перед роялем, я ей носом уткнулся в плечо, и оба молчим.
Эльмира говорит тетке:
– Мы сегодня занятия отменили. Тетка говорит:
– Да?
– и больше ничего не сказала. А уж если моя тетка ничего больше, кроме одного слова, не сказала, это значит, что она здорово удивилась.
Адиля отец часов в пять пришел домой. Лицо серого цвета, это же не шутки, со вчерашнего дня он еще не спал. Он прошел мимо соседей, что во дворе стояли, они все замолчали, когда он появился и стал подниматься по лестнице. Дядя Шура спросил у него, слышно ли что-нибудь новое об Адиле. Он молча покачал головой.
Ужасно я жалел об этом разговоре с Адилем... Я все слонялся по комнате, часа два подряд, даже не присел ни разу, только и думал, Что же дальше будет. И вдруг коробку с червями увидел. Я подошел к ней, а они все разом головы подняли и уставились на меня. Они же с утра голодные! На дне ни одной зеленой крошки, они Даже коричневую шелуху от почек съели. Я выскочил из дому и побежал за листьями. Милиционер у райсовета сразу же прикрикнул на меня:
– А ну-ка иди отсюда, я же сказал тебе, еще раз попадешься, отведу в милицию, - он пошел ко мне, а я сразу же от него. Добежал до угла, остановился, а он стоит на том же месте. Я высунулся из-за угла и кричу ему:
– Чтоб ты сдох!
– не знаю, что на меня нашло.
– Осел! Скотина! Башка, кричу, - у тебя дурацкая!
– Ругаюсь и не могу остановиться.
Он за мной погнался, целых два квартала бежал, только ничего у него не получилось, он в сапогах, шинели и еще кобуру рукой придерживает. Я перебежал трамвайную линию и опять ругаю его. Он мне говорит: