Концерт для баритона с оркестром
Шрифт:
– Может быть, украли саксофон?
– громко спросил я у себя и сразу же ответил: - Да нет, вот он, развалился на моей выутюженной сорочке... Наверное, невоспитанный Сеймур попросил кое-кого при посторонних дамах сбегать за сигаретами.
– Этого он не вынесет, или я не знаю Адиля. Так и оказалось.
– Где ты шатаешься, черт тебя побери?!
– сказал он, входя в спальню.
– Он уже улегся! Всю жизнь ты был эгоистом!
Я не успел узнать
– Лежи, лежи, - приветливо сказал Сеймур, хотя я и не собирался вставать.
– Мы на минутку, поглядеть на тебя! Уходим, извини за беспокойство!
– Он замолчал, но яд продолжал капать с его языка и к концу их визита образовал на паркете небольшую лужицу.
Давуд Балаевич обращался ко мне на "вы" и разговаривал изысканно вежливо. О" сказал, что всегда испытывал большое уважение к правам взрослого человека и никогда на них не посягал, но в коллективе должны существовать элементарные правила дисциплины и этики, да, да, этики, и пренебрегать ими никому не позволено. Если человек уходит куда-то на всю ночь, это его дело, но предупредить об этом он обязан.
– Никуда я на всю ночь не уходил!
– давать объяснения из постели оказалось делом непривычным и трудным, но я, по-моему, с этим справился вполне сносно. Вот этот человек,- сказал я, пальцем показав на Адиля, - ввел вас в заблуждение. Я проснулся рано и вышел погулять. Все переглянулись и с осуждением посмотрели на потупившегося Адиля.
– И даже дежурная тебя не заметила?
– с некоторым сомнением спросил Сеймур.
– Она спала... так же, как и Адиль.
– Странно, - сказал Давуд Балаевич, - все спали, кроме тебя.
– Я заметил, что он снова перешел на "ты", и понял, что прощен.
– Давуд Балаевич весь город обегал, - сказал после их ухода Адиль, - жутко переволновался.
Спать мне расхотелось, я 'встал и пошел за ним в гостиную.
– А теперь объясни, почему я эгоист?
– А кто ты?
– он ухитрился произнести эти слова без интонации вопроса, и я почувствовал к нему уважение.
– За целую неделю не соберешься дать телеграмму родной сестре.
Последняя фраза представляла собой не что иное, как запрещенный демагогический прием, и на нее можно было бы не обращать внимания, но я с присущим мне великодушием ответил, что давать телеграмму из Ялты никакого смысла не было, я это понял, как только
– Ладно, - безразличным тоном сказал Адиль.
– В конце концов, это твое личное дело. Пойду. С утра ничего еще не ел.
После его ухода я почувствовал, что радостное возбуждение утра покинуло меня окончательно. Мне стало неуютно, и я подумал, что давно уже не испытывал гнусного состояния одиночества. Я пошел в ресторан, но Адиля там не оказалось, и сразу же вернулся. Некоторое время просидел в бездействии перед раскрытым роялем, потом вышел на балкон. Праздничный пестрый поток струился по набережной, глядя на него, мне вдруг показалось, что все люди, составляющие его, каждый человек в отдельности, хорошо знакомы между собой и сейчас все одно временно участвуют в общем веселом разговоре. Все, кроме меня.
Когда пришел Адиль, я сидел за столом и в очередной раз пытался написать письмо. Он молча подобрал с пола разодранные в клочья листы и отнес их в корзину. Вернулся и сел напротив.
– Дорогой дядя...
– сказал Адиль.- Нет, так не годится, нехорошо...
Я подумал, что он шутит, но, посмотрев на него, сразу же понял, что это не так, хоть он и улыбался, глаза его смотрели на меня внимательно и серьезно.
– Пиши!
– сказал он.
– "Дорогие дядя и тетя! Я очень вас люблю и поэтому часто вспоминаю и думаю о вас". Написал? "Мне неприятно, что мы до сих пор живем в разных городах и из-за этого видимся очень редко. Это неправильно. Близкие люди должны жить вместе. А ближе вас у меня никого нет. Мне кажется, что наступило время вернуться в Баку в нашу прежнюю квартиру..."
Я писал под его диктовку, и все предложения, которые получались, казались мне примитивными и неуклюжими. Он кончил диктовать и замолчал. Я перечел написанное. Странное дело, мне не захотелось его разорвать, даже в голову не пришло. Он молча наблюдал за тем, как я подошел к письменному столу и вынул из ящика конверт.
– Подожди, - сказал он, прежде чем я успел заклеить конверт.- А ты передал в своем письме привет... от меня? Ну что? Теперь убедился, что ты настоящий эгоист?
Я точно знал, что он шутит, но мне все равно стало приятно, когда он улыбнулся.