Концерт для скрипки со смертью
Шрифт:
– Обалдеть!.. – тихо выговорила Джоанна, пока они медленно проезжали мимо ворот, чтобы получше рассмотреть дом.
– Это все, что ты можешь сказать по этому поводу? – осведомился Слайдер.
– Запах денег заставляет меня падать в обморок. Никогда не думала, что ее происхождение имело такой фон.
– Ты говорила о большом доме в деревне.
– Да, но я-то представляла виллу с двумя фронтонами на четыре спальни, знаешь, того типа, что продаются по сто пятьдесят тысяч в Северном Эктоне. Нужна, знаешь ли, практика, чтобы вообразить себе что-то настолько богатое, как вот это.
– Она
– Ни единого разочка. Она жила в драной однокомнатной квартирке – ох, да ты ведь видел ее, конечно, – и, насколько я знаю, жила только на то, что получала в оркестре. Она никогда не упоминала о побочных доходах или богатых родственниках. Может, это была гордыня.
– Ты говорила, что она не ладила с теткой.
– Я сказала, что у меня сложилось такое впечатление. Она не говорила этого столь многословно. – Тут Слайдер притормозил машину, поворачивая к воротам. – Ты собираешься въехать внутрь?
– По этому гравию? Я просто не осмелюсь. Нет, поставим машину здесь, на аллее.
– Тогда я могу подождать тебя в машине.
– Я тоже так подумал.
– Могла бы поспорить, что да. – Она наклонилась к нему и поцеловала в губы коротким и сочным поцелуем.
У него закружилась голова.
– Не делай этого, – неубедительно выговорил он. Она еще раз поцеловала его, на этот раз дольше, и когда она оторвалась от его губ, он заметил: – Ну, вот, теперь я буду вынужден идти по этой дорожке с застегнутым на все пуговицы пальто.
– А я-то думала, это придаст тебе храбрости при встрече с людьми рангом повыше тех, что у тебя в участке, – парировала она.
Он убрал ее руку, вышел из машины и нагнулся обратно для того, чтобы еще раз поцеловать ее.
– Будь умницей. Просто гаркни на любого, кто подойдет.
Дверь ему открыла пожилая горничная или домоправительница, которая отвела его в гостиную, красиво украшенную антиквариатом, толстым старым китайским ковром на полированном паркете и тяжелыми бархатными портьерами на французских окнах. Оставшись один, он прошелся по комнате, разглядывая картины на стенах. Он не много понимал в картинах, но, судя по рамам, они были старыми и дорогими; на некоторых из них были изображены лошади. Все в комнате было без единого пятнышка и хорошо начищено, а воздух благоухал лавандовым воском.
Он уже двинулся по второму кругу, рассматривая на этот раз орнамент и попутно отметив про себя, что здесь не было фотографий, даже на крышке рояля, что он посчитал необычным для дома подобного сорта и, в частности, для «тетушки» этого поколения и происхождения. Это была замечательно безликая комната, не открывавшая постороннему взгляду ничего, кроме того, что в какой-то период семейной жизни здесь появилось много денег.
Он уселся на краю обитой скользкой парчой софы, и тут дверь открылась и в комнату пулей влетели два истерически лающих керн-терьера, сопровождаемые белым карликовым пуделем с негармонирующими коричневыми пятнами вокруг глаз и под хвостом. Слайдер подобрал ноги, поскольку терьеры стали поочередно бросаться на них, пока пудель стоял и смотрел на него, непрерывно рыча и вздергивая верхнюю губу, обнажавшую желтые клыки.
Миссис Рингвуд появилась следом за ними.
– Мальчики,
Слайдер, усомнившись в этом, с удивлением рассматривал тетку Анн-Мари. Он ожидал появления некой тучной и громадной тетки, этакой придиры с гладко зачесанными волосами, но миссис Рингвуд, хоть ей и было под шестьдесят, оказалась маленькой и очень тоненькой женщиной с золотыми волосами, подстриженными и уложенными в стиле Одри Хепберн. Ее украшения были дорогими и массивными, а одежда – столь модной, что Слайдер не встречал ничего отдаленно похожего на улицах дорогих районов города.
Она уселась напротив него, высоко скрестив ноги, браслеты с кандальным звоном скользнули по запястьям. Она производила общее впечатление настолько девичье, что если бы Слайдер не видел ее лица, он дал бы ей немногим более двадцати лет.
Слайдер начал с выражения соболезнований, хоть миссис Рингвуд ни единым знаком не дала понять, что нуждается в них или ожидает их.
– Это должно быть тяжелым ударом для вас, – тем не менее продолжил Слайдер, – и я прошу извинить меня за вторжение в столь неподходящий момент.
– Вы должны делать свою работу, конечно, – неохотно ответила она, – хотя я могу сразу сказать вам, что мы с Анн-Мари не были близки. У нас не было большой привязанности друг к другу.
А любил ли вообще кто-нибудь это бедное создание, подумал Слайдер, вслух сказав:
– Это очень откровенно с вашей стороны – сказать мне такое, мэм.
– Я бы не хотела, чтобы что-нибудь помешало вашему расследованию. Я думаю, лучше говорить с вами открыто с самого начала. Вы убеждены, что она убита, как я поняла?
– Да, мэм.
– Это кажется невероятным. Как могла такая девушка иметь врагов? Однако вам лучше знать, я полагаю.
– Вы растили Анн-Мари с самого детства, по-моему?
– На меня была возложена ответственность за нее, когда сестра умерла, – ответила миссис Рингвуд, ясно давая понять, что тут есть громадная разница. – Я была единственной близкой родственницей ребенка, следовательно, ожидалось, что я начну отвечать за нее, и мне пришлось согласиться с этим. Но я не считала себя достаточно квалифицированной – или обязанной, – чтобы стать ее второй матерью. Я послала ее в хорошую школу-интернат, а на каникулах она жила здесь под присмотром гувернантки. Я выполняла свой долг по отношению к ней.
– Это, должно быть, явилось некоторым финансовым бременем для вас, – попытался закинуть удочку Слайдер, – плата за школу и все такое.
Она проницательно взглянула на него.
– Школьные расходы Анн-Мари и другие расходы на ее жизнь выплачивались из опекунского фонда. Ее дед – мой отец – был очень богатым человеком. Это он построил этот дом. Рэйчел, мать Анн-Мари, и я – мы выросли здесь, и естественно, что мы ожидали разделить его владения после его смерти. Но Рэйчел вышла замуж без его одобрения, и он лишил ее доли и оставил все мне, за исключением того, что выделил в опекунский фонд, чтобы вырастить Анн-Мари. Так что, вы понимаете теперь, я не пострадала в смысле моих личных расходов в этом деле.