Концерт для скрипки со смертью

Хэррод-Иглз Синтия

– Какую громадную заинтересованность в моем благополучии вы с Атертоном проявляете в последние дни! Как только встречаю одного из вас, так сразу получаю полные горсти советов.

– Потому, что мы любим тебя, – ответил О'Флаэрти с откровенностью близкого друга.

– Потому, что вам больше нечем занять мозги.

– Ну, конечно, ты, как всегда, должен быть прав. А что за тип этот Томпсон?

– Перепугай до помертвения. И знаешь что, Пат, там было еще кое-что. Когда я вышел из паба, то испытал то старое-старое ощущение. Кто-то за нами следил.

Лицо

О'Флаэрти напряглось так быстро и зримо, как встают торчком собачьи уши.

– А-а, Иисус, я же знал, что будет что-то еще. Удалось заметить его?

– Я ничего не увидел. А в чем дело, почему ты говоришь, что знал?

– Какой-то парень болтался вокруг участка, когда я прошел на дежурство, и что-то в нем было такое, что у меня в голове сразу зазвенел сигнал, понимаешь, но я никак не могу откопать его из памяти.

– Какого рода человек?

– Профессиональный бездельник. Маленький, коротышка, повадки зазывалы, работающего на букмекера. Настоящее маленькое дерьмо, понимаешь, Билли? И вот еще что – я плохо запоминаю имена, но всегда помню лица. Я уже когда-то видел его задержанным, но даже ценой жизни не могу вспомнить, где и когда.

– Понимаю. Ладно, я буду осторожен. Постарайся все-таки вспомнить, где ты видел его раньше, а если встретишь еще раз, то сразу хватай его.

– Так и сделаю. Конечно, может быть, он тут вообще ни при чем, но...

– Вот именно, «но», – согласился Слайдер и направился к себе в кабинет писать отчет. Закончив писанину, он немного посидел, потирая глаза ладонями с силой, которая могла бы здорово обеспокоить любого окулиста. Затылок ныл, на плечи наваливалась усталость и подавленность, и он даже подумал, не простудился ли, хотя в глубине души понимал, что это не от простуды. Все было из-за того, что его ум пытался избежать мыслей о вещах, которые ему совершенно не хотелось видеть лицом к лицу.

Например, о том, что придется ехать домой. Он попытался серьезно поразмыслить об этом, но в мозгу всплыла Джоанна, сидящая на коленях, с отблесками огня на обнаженном теле. Он пожалел, что не мог зарисовать ее тогда. Он вдруг вообразил себя знаменитым художником, а Джоанна была бы его известнейшей натурщицей и возлюбленной. Он увидел перед собой мансарду где-то в Париже, с чистыми белыми стенами, залитыми солнцем, с малиновым бархатным диваном, на котором лежит обнаженная Джоанна... Потом он преобразовал парижскую мансарду в номер гостиницы на острове Крит. Двухнедельный отпуск с Джоанной после окончания этого следствия – чтобы восстановить силы после того, как с ним произошел срыв из-за слишком напряженной работы... Интересно, а что бы сказал Фредди Камерон о человеке, который убегает от реальности в грезы в такой степени, как сейчас он, Слайдер?

Он посмеялся над самим собой и потянулся к телефону. Мужчина должен встречать реальность лицом к лицу, нести свою ответственность, выполнять свой долг и не беречь себя при этом.

Он набрал номер, и Джоанна сняла трубку после первого звонка.

– Ты что, сидишь у аппарата?

– Нет, я поставила его около кровати.

У тебя все в порядке? Хочешь приехать?

– Уже поздно. Не очень-то здорово беспокоить тебя в такое время.

– Что за чушь! С кем, по-твоему, ты сейчас говоришь?

– Ты нужна мне, – с трудом проговорил Слайдер.

– Ты мне тоже нужен, – легко и просто ответила Джоанна. – Может быть, ты наконец перестанешь зря тратить время?

Он поехал к ней кружным путем, все время проверяясь по зеркалу заднего вида, и, когда добрался до Тернхэм-Грин, оставил машину не у дома Джоанны, а за углом. Он дошел до ее дома пешком, присматриваясь и вслушиваясь, и сначала прошел мимо ее двери, остановившись ненадолго под уличным фонарем, чтобы убедиться, что все в порядке. Потом он вернулся к дому и мягко постучался в дверь. Она впустила его сразу же и ничего не говорила, пока не заперла дверь на ключ.

– Что все это значит? Что ты там делал, на улице?

– Проверял, нет ли за мной слежки.

– Я так и подумала, глядя на тебя в окно. Тебе грозит какая-то опасность? Или тебя уже выслеживает Айрин?

Вместо ответа он обнял ее и зарылся лицом в ее волосы, пьянея от их запаха и от теплой доступности ее тела.

– Тот последний вечер во Флоренции, помнишь? – вдруг спросил он. – Ты не говорила мне, что обедала вместе с Анн-Мари.

– Но в этом не было ничего необычного, – удивилась Джоанна. – Мы часто обедали и ужинали вместе.

– Расскажи мне подробнее об этом вечере. Куда вы ходили?

Она отодвинула от него лицо и задумалась, вспоминая.

– Практически я поела еще перед репетицией, но она сказала, что голодна и хочет, чтобы я пошла с ней, ради компании. Я не возражала – надо же было чем-то занять время. Мы пошли в ресторан неподалеку...

– Кто его выбирал, ты или она?

– Она. Я же не хотела есть, мне было все равно, куда идти – я просто сидела рядом и смотрела, как она ест.

– Ты совсем ничего не ела? Не ела и не пила?

– Ну, она пыталась меня уговорить выпить стаканчик вина за компанию, но я не люблю пить перед концертом. Так что я выпила только чашку кофе.

– Кофе принесли в чашке? Или в кофейнике?

– Просто чашка из «эспрессо», и все, – Джоанна была озадачена вопросами. – А в чем дело?

– Когда ты почувствовала себя плохо?

– Плохо? А, это был всего лишь приступ «Монтесумы» – хоть и сильный. Я не могла играть на концерте – то, что называется «с горшка не слезала».

– Где это было, уже за сценой зала или до того?

– Я почувствовала первые признаки еще по дороге обратно. А когда начала переодеваться, тут меня и прихватило по-настоящему. Наверное, я съела за ужином какую-нибудь дрянь. Я сделала глупость и взяла немного инжира... – Слайдер молчал, и, глядя на его лицо, она выговорила: – Что ты хочешь сказать? Ты же не имеешь в виду?.. Ох, нет! Кончай, это же просто смешно!

– Так ли? А вот я думаю, что тебя намеренно вывели из строя на время концерта.

– Но она не могла подсыпать что-нибудь мне в кофе, я бы заметила это.