Концерт по заявкам (Повести и рассказы)
Шрифт:
Когда отец жил с нами, Маська любила за обедом сидеть у него на коленях. Мама сердилась:
— Ты мешаешь папе. Садись на место…
Но отец защищал Маську:
— Она мне нисколько не мешает…
Вряд ли его пасынок, сын нынешней жены, садится к нему на колени. Впрочем, Маська теперь тоже не села бы. Она уже большая. Может быть, когда отец глядит на него, ему вспоминаются Маська и я?..
— Как мама? — спросил он.
— Нормально.
— У
— Дымка умерла, — сказала я.
— Дымка? — переспросил отец, стараясь понять, кто это. — Ах да, Дымка! Как жаль! От чего?
— От старости.
Я не хотела сказать, что Дымка умерла, как считали все, от тоски по нему.
— От старости? Ей же было совсем немного…
— Девять лет для собаки порядочно. А у тебя сейчас есть собака?
— Есть тибетский терьер.
— Как зовут?
— Тошка. Очень смешной, кудлатый, глаз не видать…
— Маська таких любит…
Он взял меня за руку и тут же выпустил.
— Катя, я хочу, чтобы ты не осуждала меня, слышишь?
— Слышу.
— Пойми, девочка, ты уже взрослая, ты должна понять. Я не хотел вести двойную жизнь. Лучше правда, какая бы она ни была!
Я посмотрела на часы. И он тоже посмотрел на мои часы. Когда-то они принадлежали ему. Большие, плоские, с выпуклым стеклом, они мне очень нравились, и он знал о том, что они мне нравятся, и подарил мне часы. Мама удивлялась:
— Зачем тебе мужские часы?
А отец говорил:
— Ну, раз они ей так понравились, пусть носит…
— Ты спешишь? — спросил отец.
— В общем, да.
— Подожди, — сказал он. — Я же ничего о тебе не знаю. Ни о ком из вас не знаю. Значит, ты работаешь на такси?
— Как видишь.
— А учиться не хочешь: ты, помню, хотела поступать в МГУ!..
Я промолчала. Что тут ответить?
— Ты сердишься на меня? Только говори правду.
— Нет, — ответила я. — Не сержусь, скорее удивляюсь.
— Чему же?
— Тому, что ты ни разу у нас не был.
Он заговорил торопливо:
— Я виноват, знаю, конечно, виноват, но тут было много всякого, от меня не зависящего, я уезжал надолго, потом жена болела…
И опять слово «жена» произнес скороговоркой..
Как-то неловко было его слушать. К чему оправдываться? К чему говорить какие-то стертые, лишенные смысла слова?
Сказал бы просто: «Боюсь вас видеть. Вот так вот, боюсь…»
Потому что он наверняка боится нас. Особенно, должно быть, меня и Маську. Может, и собирался поначалу прийти к нам, но каждый раз откладывал, искал и находил предлог, чтобы не приходить, а после привык.
Я хотела сказать ему, что все понимаю. Ну, пусть не все, почти все. Я ведь уже большая. Глава семьи. Маська зовет меня «хозяин». И за столом я сижу на папином месте. И когда прихожу с ночной смены и ложусь спать, мама с Маськой ходят на цыпочках, и я слышу, как Маська громким шепотом говорит по телефону подруге:
— Позвони позднее. У нас хозяин спит…
Порой мне кажется, что Маська называет меня «хозяин» потому, что старается представить отца на моем месте. Или просто хочет доказать подругам, что все у нас в порядке, все как надо.
Маська на редкость скрытная. Это хорошо. Пусть будет так. И пусть никто ни о чем не знает, не расспрашивает, не пытается пожалеть. Нам с Маськой это не нужно!
А еще я хотела сказать, что, несмотря ни на что, люблю его. И Маська любит. Иной раз вертится перед зеркалом, разглядывая свое лицо, и вдруг спросит:
— Правда, я похожа на папу?
Тяжело все это, как бы мы ни пытались позабыть о нем, вычеркнуть его из сердца, из памяти! Правда, никто из нас не пытается позабыть его. Ни мама, ни мы с сестрой. Просто стараемся не говорить о нем.
— Я приду к вам, Катя, — сказал отец. — Непременно приду, в ближайшие же дни.
Я снова глянула на часы.
— Понимаю, — сказал он. — Тебе некогда.
Я молча протянула ему руку. В его правой ладони все еще были зажаты два рубля, которые он раньше приготовил для меня. Он быстро переложил их в левую руку.
— До свиданья, Катя…
Может быть, ему хотелось поцеловать меня, но он боялся, что я отвернусь…
Смущенно глянул на счетчик, я совсем, позабыла про счетчик, и он отстукивал уже четвертый рубль.
— Смотри, как уже много! Я тебе заплачу еще…
— Да что ты, зачем? — сказала я.
— Как зачем? Ты же на работе! Если каждый пассажир…
— Ладно, — перебила я его, — считай, что я прокатила тебя на собственной «Волге».
Он натянуто усмехнулся:
— Пусть так. Значит, я приду, Катя, непременно приду в самое ближайшее время.
Я помахала ему рукой и поехала дальше по улице Дыбенко, где в ряд друг возле друга стояли одинаковые дома, а на лужайках одинаково зеленел газон. Где-то в одном из этих домов-близнецов жил мой отец.
Я посмотрела в зеркальце, он все еще стоял там, где я оставила его, и глядел мне вслед.
Это был мой последний пассажир за день, я ехала прямо в парк и никого по пути брать не хотела…