Концертмейстер
Шрифт:
После дембеля дорога из казармы домой много времени не заняла. Ленинград тогда оделся в желтое и красное, осень дарила дни, когда безнадежное предчувствие зимы временно ослабевает.
Отец закатил по поводу возвращения сына из армии грандиозный банкет. Они не обсуждали, как собираются жить дальше, просто радовались тому, что все это кончилось. Чем больше проходило времени, тем чаще Арсений вспоминал армию не как череду тяжелых переживаний, а как экстремальное приключение в километре от дома. Многие парни, вернувшись на гражданку, любят бахвалиться
Катя после окончания консерватории пошла по административной линии, в дирекцию Ленинградской филармонии. Отец, похоже, посодействовал. А как иначе? Без протекции в то время не совершалось почти ничего значимого. Арсения не удивил выбор подруги: как солистка она вряд ли могла бы заявить о себе всерьез, а преподавание, судя по всему, она относила к занятиям чересчур хлопотным. Работать совсем не по специальности в то время было недопустимым, а тут — филармония. Арсению Катина должность пригодилась. Она пробила ему ставку концертмейстера, которую он и занимал по сей день.
Он держал себя в неплохой пианистической форме. В неплохой, но не в блестящей. Занимался немного, но регулярно. Как чистил зубы. Нового не разучивал. Ни на что не замахивался. Иногда приезжал в Москву. Встречался с дедом. Но последнее время они больше общались по телефону.
Шансов на то, что он изменит свой статус и начнет сольную карьеру, почти не оставалось.
Катя устроила так, что ему выделили квартиру на Лесном, совсем близко от нее. Правда, когда он туда въехал, они уже не были любовниками. Но остались друзьями. То, что между ними никогда не била молния, способствовало этому как нельзя лучше.
Ровное перешло в такое же ровное.
Только без секса.
Катя все-таки заполучила Дэна, которого выгнала жена. И похоже, дождалась настоящего счастья. Арсений часто заходил к ним. Похоже, Дэн не знал, что Арсений и Катя какое-то время составляли пару. Слишком уж был радушен.
В новой квартире он обжился быстро. Он никогда не спрашивал отца, имело ли продолжение его совместное отмечание Нового года с Аннушкой.
Они часто заходили друг к другу в гости. В их отношениях после переезда Арсения на Лесной мало что изменилось: то же доверие, та же забота, то же уважение и такая же выверенная годами дистанция, когда один не вмешивался в жизнь другого до такой степени, чтобы услышать обидное «отстань».
Арсений особенно не грустил из-за расставания с Катериной. Как вышло, так и вышло. Теперь с женщинами он вел себя так, как хотел в данный момент, не отягощая себя лишними и вымороченными обязательствами.
Все, что когда-то увлекало, с годами теряло остроту.
Никаких клятв он не давал и Вике, но жили они вместе, дружно, в странном согласии, и, кажется, эта их
Пока не поехал по вызову из ЦК партии в Москву отец.
Пока не раздался утром в квартире на Лесном звонок из Бакулевского института.
И теперь все сдвинулось, нарушило все координаты, и бог его знает, что случится дальше.
* * *
Арсений спал беспокойно, ворочался, сопел, несколько раз во сне кричал: «Равняйсь, смирно!» Саблин после каждого вскрика осторожно, боясь разбудить, заглядывал к нему, но сын Светы лежал ровно, дышал глубоко, никаких угроз его здоровью внешне не наблюдалось.
«Что он кричит? Что у него в голове? А ведь в другой жизни могли бы подружиться. У парня такие мягкие, живые глаза. И нрав прямой и честный, кажется», — горевал Волдемар.
Светлана долго не засыпала, томилась между явью и сном, то выразительно смотрела на него, то отводила глаза и что-то тихо шептала, так тихо, что он далеко не все разбирал, но главное — понимал: она его по-прежнему любит. Любит больше всего на свете. Что произошло с ней, с ее семьей за эти годы? Виноват он перед ней? Или нет?
Мало-помалу у Волдемара созревал план.
Оставлять Свету здесь, такой беззащитной и такой несчастной, он не имеет права. Арсений буквально пылал от напряженного негодования. скорее всего, и младший сын настроен так же. Старший его просветил насчет них. Поэтому он и не ночует дома. И откуда Арсений в курсе всего? Хотя какая разница! В семье явно не все в порядке. Арсений тут как чужой. Все кипит, все болит. А ведь хорошие, похоже, ребята.
Не испорченные.
Но обстоятельства против него категорически. И сейчас он с ними общего языка не отыщет.
Оправдываться он не будет!
Не оправдывался никогда, ни в чем.
Любимая женщина сейчас важнее всего. Остальное потом. Как-нибудь.
Светлана все-таки уснула, веки ее покойно опустились на глаза, и лицо разгладилось и помолодело. Щеки еле заметно порозовели, болезненность ушла совсем. Если не знать всю подноготную, то можно подивиться тому, какое счастливое у женщины выражение лица во сне.
«Приступ миновал, — рассудил Саблин. — Часто ли они у нее? В чем их причина?»
Кардиология не была его основной специальностью, но он ей жгуче интересовался. Доктор в нем жил всегда.
«Наверняка она давно не обследовалась. Возможно, никогда. Что с ней? Стенокардия? Если нитроглицерин помог — видимо, да.
Где теперь ее муж? В доме давно его нет. У него глаз наметанный. Здесь живут только старик и школьник. И Светлана!
Он высвободил свою руку из ее руки. Она не проснулась.
В квартире спали все. Это был тот час, когда никто не просыпается. Привыкший к бессонным ночам, Саблин неожиданно возомнил себя тут хозяином и тихо, как тень, стал перемещаться по комнатам, испытывая от этого некоторое наслаждение.