Кондотьер Сухоруков
Шрифт:
— Я сначала, как ты и велел, владыка, неприметно ситуацию изучал, — вещал Дитя Голода. — В Цинцунцанне тревожно было. Все шептались о набегах степных чичимеков. Кого-то разбили на далеком западе — я даже не знаю, как далеко. А потом до меня дошли вести о нашествии астеков на наши земли… После этого я решил открыться и заявить, что я твой посланник. Но… Но меня даже не допустили к их правителю — каконци. Я в то время уже свел знакомство с несколькими купцами из Закатулы, они мне и помогли обжиться в столице пурепеча. Торговцы с помощью своих связей свели меня с уандари всех купцов, вхожим во дворец. Тот
Дитя Голода развел руками.
— Я написал послание, отправил его домой, на удачу. А потом и сам двинулся. В Горячих Землях пристроился к торговцам и двинулся вниз по Мезкале.
— Мне никакое послание не приходило, — заметил я.
— А я сейчас расскажу, — улыбнулся Дитя. — Когда мы плыли в сторону Излучного, на реке стояли несколько рыбацких лодок. Оказалось, не просто так стояли. Рыбаки те были из Черного Урочища, причем, те, что меня в лицо знали. Подплыли к каравану, заметили меня и сказали, что великий имачата Ицкагани приглашает меня к себе. Я удивился, но ситуация-то сложная. Может, вы здесь так договорились.
— Нет, — протянул я, подобравшись весь. — Мы так не договаривались. Продолжай.
— Далее рыбаки поступили еще страннее. Высадились на берег и потащили меня в Урочище горами, хотя, у них были лодки. Там Ицкагани меня встретил и объяснил, что послание получил он сам. Владыка, говорит, в горах прячется, найти его трудно, так что он не стал рисковать посланием и оставил его у себя.
Уже все генералы смотрели на меня удивленно. От Конецинмайлы не укрылись эти взоры, но он продолжил.
— Я настаивал, говорил, что мне очень важно встретиться с владыкой. Ицкагани держал меня у себя «в гостях» два дня. Потом все-таки согласился отвезти. И это тоже странно произошло: меня положили на дно лодки, укрыли тряпьем и корзинами и так везли почти до самого Крыла… Имачата объяснил это тем, что кругом враги…
— А я говорил! — влез в разговор Черный Хвост, который никогда до конца не доверял хозяину Черного Урочища. — Зря ты положился на Ицкагани. Я знаю, владыка, ты веришь, что заколдовал его. Но этот хитрый койот просто себе на уме. Выгадывает. Вот и решил, что с астеками ему выгоднее.
— Погоди! — скорчил я гримасу недовольства. — Он ведь Дитя довез. Доставил!
— Видимо, решил, что опасно еще открыто выступать. К тому же, уж прости, Конецинмайла, но ничего важного ты нам не привез… То, что пурепеча не придут — так, может, нам только хуже от этого знания… А письмо он зачем перехватил? Ведь он знает, как доставить его в горы!
— Письмо, это да, — кивнул я, качая головой. — Это, действительно, странно.
Так мы ни к чему и не пришли на том спонтанном совете. Доверять Ицкагани — это, конечно, был риск с моей стороны. Слишком много у нас в прошлом было проблем… Но именно это и делало его
Кто бы знал, что этот длинный день окажется столь богатым на гостей снизу!
— Владыка! — уже в темноте услышал я призыв стражи. — С низины привели гонца от Широкого Дуба. Вести к тебе? Или пусть до утра обождет!
— Веди, конечно! — вскочил я с циновки, на которой предавался ковырянию ран, ибо сон, как назло, не шел. — В большую хижину веди!
Посланник — уже знакомый гонец, который приходил в наш лагерь в третий раз — с поклоном протянул мне новую тряпицу (бумага, видимо, в Излучном совершенно кончилась). Письмо было непривычно коротким даже для Широкого Дуба.
«Астеки уходят. Что-то случилось на юге. В Излучном осталось только две сотни. Приходи, владыка».
Меня бросило в жар.
— Всех воинских советников ко мне! — крикнул я в темноту. — Быстро!
Всё равно генералы плелись мучительно долго. Или это я себя съедал в нетерпении? Вон, Аскуатла аж запыхался — так бежал. Едва командиры расселись, я передал тряпицу Теплому Ветру, как самому подкованному в искусстве разбирать буквы.
— Читай вслух! Это от Дуба.
Золотой начал медленно, мучительно прилепляя склады друг к другу. Но, уяснив главную идею, вдруг занервничал, начал путаться, пожирая короткий текст горящими глазами.
— При… Хо… Дивла… дыка! Да! — заорал он, одолев послание и уяснив его суть. — Надо выступать! Утром же!
— Погоди! — тормознул я Ветра; обернулся на остальных, увидел такие же глаза и рявкнул. — А ну, остыли все! Давайте думать.
— Да что тут думать… — завелся было Теплый Ветер, но получил сильный тычок от Желтого Лица.
— Жаль, непонятно, что «случилось на юге», — вздохнул Аскуатла. — Понять бы, насколько там у астеков серьезные проблемы…
— Пока будем пытаться узнать, можем потерять удобный момент, — встал на сторону «решительных» Брат Гнева.
— А удобный ли он? — заметил я. — Ведь главная наша надежда — пурепеча — все равно не придут. Мы с астеками один на один.
— Значит, одни справимся! — не унимался Теплый Ветер. — Если врага можно бить, его надо бить. Владыка, дай мне хотя бы золотых, я подниму Излучное — и мы выбьем астеков сами!
— А потом? — прищурился я. — Вернутся остальные с юга и?
— А мы не будем ждать! Раз уж что-то случилось на юге, значит, появились у нас союзники! Может, Закатула, может, толимеки — без разницы. Кучей бить всегда сподручнее, чем по одному.
— А, если проиграем?
И тут слов взял Черный Хвост.
— Значит, проиграем, владыка, — тихо сказал он. — У нас выбор невелик. Можем, остаться здесь и сгнить заживо. Мы уже гнием. А можем рискнуть. Кто знает, может, как раз сейчас самая выгодная ситуация сложилась? Вдруг объявился у астеков враг сильный!.. Но даже если нет, я всё равно считаю, что нам тут оставаться нельзя. Здесь в горах мы теряем державу.
Блин, как же он был прав. Я закусил губу. Не в моих правилах ставить все фишки на одно число. Очень не хочется этого делать, но, оставаясь здесь, мои люди скоро перегрызут друг друга.