Конец главы. Том 1. Девушка ждет. Пустыня в цвету
Шрифт:
– Идём. Вы пообедаете у Майкла, дядя? Ну, пожалуйста.
Эдриен покачал головой:
– Скелету не место на пиру. Не знаю, для чего ещё тянуть, как выразилась бы твоя няня.
– Она не сказала бы такого: она была шотландка. А Ферзы – шотландцы?
– По фамилии – пожалуй. Но родом они из западного Сэссекса – где-то вблизи Меловых холмов. Старинная семья.
– Вы находите, что у всех, кто из старинной семьи, бывают странности?
– Не нахожу. Просто когда такое случается в старинной семье, это всем бросается в глаза, хотя прошло бы незамеченным, если бы случилось в любой другой. В старинных семьях родственники реже вступают
Инстинктивно почувствовав, что эта тема может отвлечь Эдриена, Динни продолжала:
– Не кажется ли вам, дядя, что тут играет роль древность семьи?
– Что такое древность? Все семьи в определённом смысле одинаково древние. Может быть, ты имеешь в виду качества, выработанные благодаря тому, что браки многих поколений заключаются в пределах замкнутой касты? Конечно, чистокровность существует – в том смысле, в каком это слово применяют к собакам или к лошадям. Но такого же результата можно добиться и при известных благоприятных физических предпосылках – в горных долинах, вблизи от моря, всюду, где хорошие условия для жизни. От здоровой крови – здоровая кровь, это аксиома. На крайнем севере Италии я видел деревни, где нет ни одного знатного человека и тем не менее все обитатели отличаются красотой и породистым видом. Но когда дело касается продолжения рода у людей гениальных или обладающих иными свойствами, которые выдвигают их на передний план, то, боюсь, мы сталкиваемся скорее с вырождением, чем с повторением первоначального типа. Лучше всего дело обстоит в семьях, по рождению и традициям связанных с флотом или армией: крепкое здоровье, не слишком много ума. Наука же, юриспруденция и капитал больше способствуют деградации. Нет, преимущество старинных семей не в чистокровности. Оно гораздо более конкретное: определённое-воспитание, которое получают дети, подрастая, определённые традиции, определённые жизненные цели. Кроме того, больше шансов на удачный брак и, как правило, больше возможностей жить в деревне, самому выбирать свою линию поведения и придерживаться её. То, что в людях называется чистокровностью, это скорее свойство интеллекта, чем тела. Мышление и чувства человека зависят прежде всего от традиций, привычек и воспитания. Но я, наверно, надоел тебе, дорогая?
– Нет, нет, дядя, мне страшно интересно. Значит, вы верите не столько в кровь, сколько в известное наследственное отношение к жизни?
– Да, но оба фактора тесно взаимосвязаны.
– И, по-вашему, старинным семьям приходит конец и с древностью рода скоро перестанут считаться?
– Не знаю. Традиции – вещь удивительно стойкая, а в нашей стране достаточно механизмов, поддерживающих её. Видишь ли, есть множество руководящих постов, которые надо кем-то занять. Наиболее подходящие для этого люди – как раз те, кто с детства приучен проводить собственную линию, не разглагольствовать о себе, а действовать, ибо так велит долг. Поэтому они и тащат на себе весь груз руководства различными областями нашей жизни. Надеюсь, и впредь будут тянуть. Но в наши дни такое привилегированное положение можно оправдать лишь одним – тащить, пока не упадёшь.
– Очень многие, – заметила Динни, – сначала падают, а потом уже начинают тянуть. Ну, вот мы и вернулись к Флёр. Входите же, дядя! Если Диане что-нибудь понадобится, вы будете под рукой.
– Слушаюсь, дорогая. А ведь ты поймала меня на вопросе, о котором я частенько размышляю. Змея!
XVIII
После
– Ты куда?
– Скоро вернусь, – крикнула Джин и скрылась за углом.
Она плохо знала Лондон и взяла первое попавшееся такси, которое привезло её на Итон-сквер, к огромному мрачному особняку. Она отпустила машину и позвонила.
– Лорд Саксенден в городе?
– Да, миледи, но его нет дома.
– Когда он вернётся?
– Его светлость будет к обеду, но…
– Тогда я подожду.
– Простите… миледи…
– Не миледи, – поправила Джин, вручая слуге карточку. – Но он всё равно меня примет.
Слуга заколебался, Джин пристально посмотрела ему в глаза, и он выдавил:
– Прошу вас, пройдите сюда, ми…" мисс.
Джин вошла вслед за ним. Комната была небольшая и почти пустая: золочёные стулья в стиле ампир, канделябры, два мраморных столика – больше ничего.
– Как только он придёт, вручите ему, пожалуйста, мою карточку.
Слуга собрался с духом:
– Его светлость будет очень стеснён временем.
– Не больше, чем я. Об этом не беспокойтесь.
И Джин уселась на раззолоченный стул. Слуга удалился. Поглядывая то на темнеющую площадь, то на мраморные с позолотой часы, девушка сидела, стройная, энергичная, подтянутая, и сплетала длинные пальцы смуглых рук, с которых сняла перчатки. Слуга вошёл снова и опустил шторы.
– Может быть, мисс угодно что-нибудь передать или оставить записку? предложил он.
– Благодарю вас, нет.
Он постоял, словно раздумывая, есть ли при ней оружие.
– Мисс Тесберг? – спросил он.
– Мисс Тесбери, – поправила Джин и подняла глаза. – Лорд Саксенден меня знает.
– Понятно, мисс, – поторопился ответить слуга и ушёл.
Когда девушка вновь услышала голоса в холле, стрелки часов уже доползли до семи. Дверь распахнулась, и вошёл лорд Саксенден с карточкой Джин в руках и с таким выражением лица, словно всю жизнь ожидал её визита.
– Страшно рад! – воскликнул он. – Страшно рад!
Джин подняла глаза, подумала: "Замурлыкал, сухарь!" – и подала руку.
– Вы чрезвычайно любезны, что согласились принять меня.
– Помилуйте!
– Я решила сообщить вам о своей помолвке с Хьюбертом Черрелом. Помните его сестру? Она гостила у Монтов. Слышали вы о нелепом требовании выдать его как преступника? Это настолько глупо, что не заслуживает даже обсуждения. Он выстрелил ради самозащиты. У него остался ужасный шрам. Он может показать его вам в любую минуту.
Лорд Саксенден пробурчал нечто невнятное. Глаза его словно подёрнулись льдом.
– Словом, я хотела просить вас прекратить эту историю. Власть у вас для этого есть, я знаю.
– Власть? Ни малейшей… Никакой.
Джин улыбнулась:
– Конечно, у вас есть власть. Это же каждый знает. Для меня это страшно важно.
– Но тогда, в Липпингхолле, вы не были помолвлены?
– Нет.
– Все это так внезапно.
– Может ли помолвка не быть внезапной?
Джин, вероятно, не поняла, как подействовало её сообщение на человека, которому за пятьдесят и который вошёл в комнату с надеждой, пусть даже неясной, что произвёл впечатление на молодую девушку. Но Джин поняла, что она не та, за кого он её принимал, и что он не тот, за кого принимала его она. Лицо пэра приняло осторожное и учтивое выражение.