Конец главы
Шрифт:
– Он почти все время молчал. Вежлив, и, скажу честно, похоже, что не из трусливых. Отзывы о нем тоже прекрасные. Необъяснимый случай!
– Ты читал его стихи, Кон?
– Нет. Как их достать?
– У Динни где-то есть. Страшно горькие... Сейчас многие так пишут. Я готова примириться с чем угодно, лишь бы Динни была счастлива.
– Динни рассказывала, что у него в печати поэма, посвященная этой истории. Парень, должно быть, тщеславен.
– Все поэты такие.
– Не знаю,
– Мне кажется, мы, живя здесь, в глуши, перестали понимать, что вызывает грозу, а что нет, - возразила леди Черрел.
– В таких вопросах не может быть двух мнений, - по крайней мере, у людей, которые идут в счет, - отрезал генерал.
– А разве в наши дни такие еще сохранились? Сэр Конуэй промолчал. Затем жестко произнес:
– Аристократия осталась костяком Англии. Все, что держит страну на плаву, - от нее. Пусть социалисты болтают что угодно, - тон у нас задают те, кто служит и хранит традиции.
Леди Черрел, удивленная такой длинной тирадой, подняла голову.
– Допустим, - согласилась она.
– Но что же все-таки делать с Динни?
Сэр Конуэй пожал плечами:
– Ждать, пока не наступит кризис. Оставить ее без гроша - устарелый прием, да о нем и вообще не может быть речи, - мы слишком любим Динни. Ты, конечно, поговори с ней, Лиз, если представится случай...
У Хьюберта и Джин дискуссия по этому вопросу приняла несколько иной оборот.
– Ей-богу. Джин, мне хочется, чтобы Динни вышла за твоего брата.
– Ален уже переболел. Вчера я получила от него письмо. Он в Сингапуре. По всей видимости, там у него кто-то есть. Дай бог, чтобы незамужняя. На Востоке мало девушек.
– Не думаю, чтобы он увлекся замужней. Ален не из таких. Может быть, туземка? Говорят, среди малаек попадаются очень недурные.
Джин скорчила гримаску:
– Малайка после Динни! Затем помолчала и прибавила:
– А что, если мне повидаться с этим мистером Дезертом? Уж я-то ему объясню, что о нем подумают, если он втянет Динни в эту грязную заваруху.
– Смотри, с Динни надо быть начеку.
– Если можно взять машину, я завтра съезжу посоветуюсь с Флер. Она должна его хорошо знать, - он был у них шафером.
– Я обратился бы не к ней, а к Майклу. Но, ради бога, будь осторожна, старушка.
На другой день Джин, привыкшая не отделять слов от дела, ускользнула, пока все еще спали, и в десять утра была уже на Саут-сквер в Вестминстере. Майкл, как сразу же выяснилось, пребывал в своем избирательном округе.
– Он считает, что чем прочнее сидит в палате, тем чаще должен встречаться с избирателями. Благодарность - это у него своеобразный комплекс. Чем
Джин, созерцавшая Фрагонара с таким видом, будто находит его чересчур французским, медленно отвела от картины глаза, опушенные длинными ресницами, и Флер чуть не подпрыгнула. В самом деле - тигрица!
– Дело касается Динни и ее молодого человека. Я полагаю, вы знаете, что с ним случилось на Востоке.
Флер кивнула.
– Что можно предпринять? Флер насторожилась. Ей - двадцать девять, Джин - всего двадцать три, но держаться с ней, как старшая, бесполезно.
– Я давным-давно не видела Уилфрида.
– Кто-то должен сказать ему в глаза, что о нем подумают, если он втянет Динни в эту грязную заваруху.
– Я отнюдь не уверена, что она начнется, даже если поэма увидит свет.
Люда склонны прощать Аяксам их безумства.
– Вы не бывали на Востоке.
– Нет, бывала, - я совершила кругосветное путешествие.
– Это совсем не то.
– Дорогая, простите, что я так говорю, - извинилась Флер, - но Черрелы отстали от века лет на тридцать.
– Я - не Черрел.
– Верно. Вы - Тесбери, а эти еще почище. Сельские приходы, кавалерия, флот, индийская гражданская администрация, - разве они теперь идут в счет?
– Да, идут - для тех, кто связан с ними. А он связан, и Динни тоже.
– Ни один по-настоящему любящий человек ничем и ни с кем не связан.
Много вы раздумывали, когда выходили за Хьюберта? А ведь над ним тяготело обвинение в убийстве!
– Это совсем другое дело. Хьюберт не совершал ничего постыдного.
Флер улыбнулась:
– Вы верны себе. Застану ли я вас врасплох, как выражаются в судебных отчетах, если скажу, что в Лондоне не найдется и одного человека из двадцати, который не зевнул бы вам в лицо, если бы вы поинтересовались у него, заслуживает ли Уилфрид осуждения, и не найдется даже одного из сорока, который не забыл бы обо всем этом ровно через две недели.
– Я вам не верю, - решительно отпарировала Джин.
– Дорогая, вы не знаете современного общества.
– Современное общество в счет не идет, - еще решительнее отрезала Джин.
– Допустим. А что же тогда идет?
– Вам известен его адрес? Флер расхохоталась.
– Корк-стрит, напротив картинной галереи. Уж не собираетесь ли вы сцепиться с ним, а?
– Посмотрим.
– Уилфрид умеет кусаться.
– Ну, мне пора, - объявила Джин.
– Благодарю.
Флер восхищенно посмотрела на нее. Молодая женщина вспыхнула, и румянец на смуглых щеках придал ей еще большую яркость.
– Что ж, дорогая, до свиданья. Заезжайте рассказать, чем все кончилось. Я ведь знаю, - вы дьявольски отважны.