Конец хазы
Шрифт:
– Ее здесь нет!
– закричал Барабан.
– Убежала? Выпустили? Хамы, разбойники!
Перед Пинетой вырезалось четкими буквами - убежала.
Он тихонько повторил про себя - убежала, - попытался приподняться и сесть на постели, но снова со стоном упал назад и как будто ушел в темную комнату без окон и дверей, куда уж никак не мог проникнуть даже громкий человеческий голос.
Второй раз Пинета очнулся часов в 6 утра. Кто-то камнем бросил в стену его комнаты. Немного
– Стреляют, что ли?
Он сполз с постели и, держась руками за все, что попадалось на пути, добрался до двери, хотел постучать, но потерял равновесие и свалился на пол.
Тут же на полу он от боли с силой вытянул ногу; нога пришлась прямо в дверь, и дверь отворилась.
"Забыли запереть, - подумал Пинета, - должно быть все разбежались".
Он прополз несколько шагов по коридору и добрался до соседней комнаты, той, которую раньше занимала его соседка.
И здесь дверь была отперта. Пинета встал, держась за стены, добрался до окна и расплюснул нос о стекло.
Он увидел во дворе человека, который лежал на земле, за грудой камней.
На нем была шинель с красным воротником и фуражка с красным околышем.
Воротник и околыш в одну минуту объяснили Пинете положение дел.
Человек поднимал вверх голову и старательно целился из винтовки по нему, Пинете.
Раз!
– и стекло разлетелось со звоном.
Пинета шатаясь отошел в сторону и сел на стул.
Разбитое стекло еще долго звенело у него в ушах каким-то особенным звоном...
Часов в 6 утра Пятак вбежал во двор, бросился в подвал, влетел вверх по лестнице и плотно задвинул за собой тяжелый засов.
Он остановился посреди кухни и выругался по матери.
– Мильтоны! Мильтоны идут. Вставайте!
Маня Экономка стояла перед ним в одной рубашке и тряслась от страха.
– Барабан здесь? Да говори же ты, сволочь! Барабан!!
Пятак выскочил в коридор и лицом к лицу столкнулся с Барабаном.
– Где? Откуда идут?
– С Большого! Чуть не сгорел! Поздно! С Газовой заложили!
Барабан хмуро посмотрел на него и сложил было губы, чтобы свистнуть.
– Стой! А с Карповки?
– Чорт его знает, Карповку! Окружают!
Барабан свистнул.
Он свистнул не напрасно; дом, в котором находилась хаза, стоял в самом конце Бармалеевой улицы.
Слева можно было уйти по Газовой, справа по набережной Карповки; если оба выхода были заложены, оставалось пробираться через пустыри на -ый переулок. Барабан выбросил из кармана кожаный портсигар и с яростью схватил папиросу зубами.
– Маня, - сказал он, - Маня, беги через пустыри на переулок.
– А!
– закричал он вдруг, ударяя по столу рукой с такой силой, что вся рука налилась кровью.
– У нас мало... У нас мало патронов!
Он замолчал и оглядел всех, кто был в комнате. Барин, только что вставший с постели, одетый как всегда так, что ни один крючок его офицерского кителя не оставался незастегнутым, был немного бледнее, чем обычно.
Он чему-то улыбался и крутил толстую, как шпингалет, папиросу.
Пятак, отдышавшись, прилаживал к окну оторванный ставень.
Володя Студент стоял отвернувшись, пристально разглядывая какую-то царапину на руке.
– Ну, - сказал Барабан, сжимая руки так, что на ладонях остались овальные следы от ногтей.
– Ну! Теперь выбирать! Теперь уже выбирать! Что же? Отстреливаться или сдаваться?
Барин поднял глаза и с презрением пыхнул папироской.
Пятак заложил руки в штаны и выругался.
Студент обернулся, двинулся было куда-то, но остался на месте.
– Значит, - сказал Шмерка и замолчал. Он глубоко вздохнул и вытащил из кармана револьвер.
– Пятак, ты будешь стоять справа, там, где лежит этот мальчишка! Барин и я - в столовой.
– Студент, ты, - Барабан схватил его за руку и дернул к себе.
– Да ободрись, малява!
– Ты стреляй из кухни.
– Ну!
– повторил он, - что она не приходит, эта стерва?
– Ну!
Пятак отодвинул ставню и заглянул в окно.
– Идут.
Еще через две минуты в дверь застучали.
– Отворите! Милиция!
Пятак длинно и мастерски выругался.
Барабан подошел к самой двери и крикнул:
– Уходите вон, хамы!
Пинета все покачивался на стуле из стороны в сторону.
Он качался с закрытыми глазами, как мусульмане, когда они творят свой намаз.
Он был сильно избит, руки и ноги горели, как будто их со всех сторон облепили горчичниками, в голове звенело.
Кто-то закричал позади него:
– А, фай, здравствуй! Ну что, отдышался?
Пятак подбежал к окну, глянул и отскочил назад в ту же минуту.
– Вот тебе, баунька, и Юрьев день, - проворчал он, - чуть ли не целую бригаду притащили, бездельники!
– Это вы о чем... говорите?
– пробормотал Пинета.
Он говорил как будто про себя, но Пятак услышал и обернулся.
– Что брат!! Амба! Амба, братишка! Пой отходную! Гореть!
И в подтверждение того, что дело - амба, что придется гореть, пуля с треском ударила в оконную раму.